Der Schwarze Rittertum

Те, кому не повезло пережить первый получас нападения, позднее присоединились к зарубленным, затоптанным конями и сожженным заживо: изнасилованные женщины с перерезанным горлом и повешенные на уцелевших от пожара деревьях мужчины. Разумеется, были и спасшиеся — они, отсидевшись в оврагах и под кустами, еще насочиняют историй о «божьей каре» и «бесовском воинстве»! Такова уж сущность человека — все, что кажется ему великим, злодеяние ли или подвиг, он приписывает Богу или Дьяволу. Почему-то при этом считая, что и тому, и другому есть дело до него и до его разоренной деревеньки… Хотя легенда, созданная такими трудами, такой кровью и таким напряжением воли, что их хватило бы на все походы Барбароссы, явно приближалась к концу. Осталось лишь пятнадцать всадников — могучих воинов в крепких латах, которые всегда составляют основу любого войска… но которые сами по себе бессильны в настоящем бою, даже если их противник — всего лишь банда наемников с аркебузами и длинными пиками. Не сегодня, так завтра им предстоит умереть, а все из-за какого-то идиота из венгерских магнатов, который с вышеупомянутой бандой забрел в эти земли и решил в них похозяйничать. Делиться он ни с кем не собирался, тем более что местные жители видели в нем спасителя от неведомых конных разбойников, нападающих по ночам и не оставляющих в живых никого из попавших в их руки. Магнат был никем на поле боя, за что и поплатился, но его наемники, понявшие, что бежать некуда, стояли насмерть, пока не были перебиты все до единого, причинив при этом немалый урон неожиданно налетевшим на их лагерь врагам. Конечно, пятнадцати рыцарей вполне хватило, чтобы разорить ближайшую деревню, но крестьяне и есть крестьяне. Наверняка сюда уже бредет со своими ландскнехтами еще один «военачальник» из северных княжеств, Австрии или венгерских провинций Империи, который спустя несколько дней будет похваляться, что он победил тех, перед кем долгие годы трепетала вся Германия, и не одна она.

Да, если оглянуться назад, то совершено немало. Мрачное предание, несомненно, переживет века, и будет подаваться под тем или иным религиозным соусом в назидание потомкам. Их назовут демонами, вампирами, вервольфами, а их предводителя — самим Сатаной. И правда — мог ли быть человеком тот, кто пролил столько крови без всякой цели, которая была бы понятна жертвам, свидетелям и вообще кому угодно? Можно даже гордиться тем, что их дела заметны на фоне этой бесконечной войны непонятно кого с непонятно кем, бессмыслица которой стыдливо прикрыта религиозными распрями. Покойник Валленштейн, единственный полководец этого хаоса, который не был облеченным властью солдафоном, и то запутался в собственных оккультных упражнениях и в том, какую же сторону он занимает, потому и погиб нелепо, как раз за составлением гороскопа. Но сразу же возникло множество «валленштейнов», рвавшихся доказать, что и они — не хуже, и смысл войны оказался окончательно утрачен. Так чем же все они отличаются от отряда рыцарей, о котором давно уже никто не смел говорить в полный голос? Тем, что убивая, говорят о Боге и «имперских принципах»?

Таким же был, если припомнить, и отец, старый барон фон Гляйвитц. В молодости познакомившись с запретными алхимическими трактатами и философскими сочинениями, восходящими к киникам и гностикам, он утратил священный трепет перед церковью и монархами… Но деятельный разум, которому не терпелось найти возвышенную причину для махания мечом, заменил старые мифы мифами новыми, в духе которых он и принялся воспитывать любимого сына, единственного наследника. О, сколько слов было сказано им о Священной Римской Империи Германской Нации и о самой этой нации! Позабыв имя Христа, на его место он вознес имена Карла Великого и Оттона, а иногда шепотом произносил имя великого язычника Арминия. Проще говоря, старик мечтал о Великой Германии — объединенной, разумеется, не католической Империей, а протестантской Лигой. Однако там, где развеяны великие миражи, миражи поменьше надолго не задерживаются, и сын, молодой фон Гляйвитц, без всякого участия воспринимал слова отца. Со всей энергией юности он разрушил в себе и те догмы, в которых нашел утешение воспитавший его безбожник. Да так разрушил, что никто уже не смог убедить его в обратном.

Священная Империя? Германской Нации? Ха, не смешите меня! Империя, она же государство, созданная одними для порабощения других, но со временем порабощающая всех и уничтожающая всех, чтобы однажды пасть и возродиться в своих разрушителях? И за нее умирать? Или — ради нее жить? Чтобы — быть может! — попасть в число «великих полководцев» или «отцов Отечества»? Да любой пьяница подзаборный живет в тысячу раз мудрее любого высокоидейного героя, потому что пропойца хоть изредка живет во имя себя, когда напивается до бесчувствия, и радуется своей радостью, а герои живут для других и умирают для других, и радуются тогда, когда радуются эти другие. Быть таким? Служить этому?

А «великий народ», за который все рвался сражаться помешанный на красивой гибели фон Гляйвитц — старший?