Добавить в моё избранное
10 мин, 28 сек 10541
Чем он отличается от другого «народа»? Тем, что время от времени, объединившись, идет его грабить во имя высоких идеалов? Но зачем ограничивать себя, объединяясь только со «своими» и грабя только «чужих», когда можно объединяться с кем выгодно и грабить тех, кого захочешь? Сколько было «великих народов», и сколько их ушло, как уйдут и ныне существующие — и ради того, чтобы тот или иной крестьянин называл себя «германцем», отец был готов умереть сам и заставить умирать своего единственного наследника? Ах, отговорки о том, что без нации не будет порядка… Какого «порядка»? Того, который заставляет сильных следовать за слабыми? Почему вообще человеку должно быть дело до чего-то кроме самого себя? Почему он требует какого-то обоснования своих поступков помимо «я так хочу»? Кто сможет объяснить это без загробных ахиней? И молодой барон лишь пропускал сказки о Богах и героях через сито своего разума, оставляя красоту и величие, но отбрасывая идеалы служения чему-то «запредельному».
Те, кто чудом спасался от мечей его воинов, называл их «Der Schwarze Rittertum», и это было в самую точку. С самого раннего детства молодого фон Гляйвитца завораживал образ Вотана и его Дикой Охоты, а также предание о том, как древние германские берсеркеры нападали по ночам на лагеря римских легионеров, размалеванные черной краской и воображающие себя «вотановым воинством». У барона не было их религиозного фанатизма и их языческой верности Роду, но зато было желание жить по своим правилам. Он, сразу после смерти отца, собрал вокруг себя полусотню таких же молодых ниспровергателей прежних авторитетов, и навсегда покинул замок. Среди его рыцарей были и аристократы, и безродные искатели приключений — чтобы присоединиться, нужно было лишь разделять желание предводителя жить вне законов и общепринятой морали. Сам по себе такой настрой, конечно, не делает из людей ночных налетчиков, но ведь вокруг который год шла война католиков с протестантами, и грех было не принять в ней посильного участия.
Барон фон Гляйвитц начал с того, что разорил центральную Германию, да так, что католики и протестанты объединились против него, заключив перемирие, а саксонские крестьяне добровольно предложили ему стать их господином. Но предводитель черных рыцарей лишь рассмеялся и велел оскопить каждого из пришедших молить о милости — к чему трусам мужское достоинство, если они не являются мужчинами в главном? Становиться же чьим-то правителем он вовсе не собирался, ведь это значило добровольно ограничить собственную свободу и принять общие правила игры. Его вполне устраивала та жизнь, которую вел он, а те, кто шел за ним в надежде однажды обрести положение в обществе, умирали от мечей собственных соратников прежде, чем успевали понять, что ошибались.
Первая изнасилованная женщина… О, это была пленная аристократка, совсем недавно бывшая неприступной красавицей, будущей супругой какого-нибудь игрушечного курфюрстика или даже королишки! Как только не развлекался с ней фон Гляйвитц, безземельный нищий барон, который, однако, делал что угодно и где угодно. Сначала он развлекался с ней прелюдно, на земле, но этого было мало, и он затащил ее в церковь, где его фантазия развернулась еще шире. Когда же покорное женское тело стало вызывать у него только отвращение, он отрезал ей груди и распорол живот, а потом долго и задумчиво играл на церковном органе все нравившиеся ему с детства гимны, получая от торжественной музыки не меньшее наслаждение, чем от только что завершившегося кровавого разврата.
Но пока он разорял земли в самом сердце Германии, это играло на руку австрийским и испанским католикам, а служить чьим-то интересам он не собирался. Поэтому он перенес войну на территорию Австрии, и быстро превратил процветающие земли Штирии в голодные, нищие пустоши. Когда же по его пятам устремились ландскнехты какого-то валленштейновского подельника, Бабенберга, он заманил их на земли ненавидящей австрийцев и венгров Богемии и там решил поиграть в «народного заступника». На его призыв бороться с «цесарцами» и «мадьярами» откликнулись тысячи крестьян, так что навстречу Бабенбергу фон Гляйвитц вывел не уступающее по численности, хотя и несравненно хуже подготовленное и вооруженное войско потомков гуситов и таборитов. Военное счастье сопутствовало «черным рыцарям» — сначала он заманил вражескую конницу в лес, где ее перекололи вилами и переделанными из кос пиками, а затем орущее и потрясающее дрекольем ополчение смяло имперскую пехоту. Растоптавшие и своих, и чужих черные рыцари под предводительством самого барона довершили дело. Но он не собирался становится и благодетелем чехов. Когда крестьяне-победители весело пировали после победы над ненавистным врагом, фон Гляйвитц и его воины покинули лагерь и напали на него ночью, едва ли не полностью вырезав тех, кто считал их спасителями.
Те, кто чудом спасался от мечей его воинов, называл их «Der Schwarze Rittertum», и это было в самую точку. С самого раннего детства молодого фон Гляйвитца завораживал образ Вотана и его Дикой Охоты, а также предание о том, как древние германские берсеркеры нападали по ночам на лагеря римских легионеров, размалеванные черной краской и воображающие себя «вотановым воинством». У барона не было их религиозного фанатизма и их языческой верности Роду, но зато было желание жить по своим правилам. Он, сразу после смерти отца, собрал вокруг себя полусотню таких же молодых ниспровергателей прежних авторитетов, и навсегда покинул замок. Среди его рыцарей были и аристократы, и безродные искатели приключений — чтобы присоединиться, нужно было лишь разделять желание предводителя жить вне законов и общепринятой морали. Сам по себе такой настрой, конечно, не делает из людей ночных налетчиков, но ведь вокруг который год шла война католиков с протестантами, и грех было не принять в ней посильного участия.
Барон фон Гляйвитц начал с того, что разорил центральную Германию, да так, что католики и протестанты объединились против него, заключив перемирие, а саксонские крестьяне добровольно предложили ему стать их господином. Но предводитель черных рыцарей лишь рассмеялся и велел оскопить каждого из пришедших молить о милости — к чему трусам мужское достоинство, если они не являются мужчинами в главном? Становиться же чьим-то правителем он вовсе не собирался, ведь это значило добровольно ограничить собственную свободу и принять общие правила игры. Его вполне устраивала та жизнь, которую вел он, а те, кто шел за ним в надежде однажды обрести положение в обществе, умирали от мечей собственных соратников прежде, чем успевали понять, что ошибались.
Первая изнасилованная женщина… О, это была пленная аристократка, совсем недавно бывшая неприступной красавицей, будущей супругой какого-нибудь игрушечного курфюрстика или даже королишки! Как только не развлекался с ней фон Гляйвитц, безземельный нищий барон, который, однако, делал что угодно и где угодно. Сначала он развлекался с ней прелюдно, на земле, но этого было мало, и он затащил ее в церковь, где его фантазия развернулась еще шире. Когда же покорное женское тело стало вызывать у него только отвращение, он отрезал ей груди и распорол живот, а потом долго и задумчиво играл на церковном органе все нравившиеся ему с детства гимны, получая от торжественной музыки не меньшее наслаждение, чем от только что завершившегося кровавого разврата.
Но пока он разорял земли в самом сердце Германии, это играло на руку австрийским и испанским католикам, а служить чьим-то интересам он не собирался. Поэтому он перенес войну на территорию Австрии, и быстро превратил процветающие земли Штирии в голодные, нищие пустоши. Когда же по его пятам устремились ландскнехты какого-то валленштейновского подельника, Бабенберга, он заманил их на земли ненавидящей австрийцев и венгров Богемии и там решил поиграть в «народного заступника». На его призыв бороться с «цесарцами» и «мадьярами» откликнулись тысячи крестьян, так что навстречу Бабенбергу фон Гляйвитц вывел не уступающее по численности, хотя и несравненно хуже подготовленное и вооруженное войско потомков гуситов и таборитов. Военное счастье сопутствовало «черным рыцарям» — сначала он заманил вражескую конницу в лес, где ее перекололи вилами и переделанными из кос пиками, а затем орущее и потрясающее дрекольем ополчение смяло имперскую пехоту. Растоптавшие и своих, и чужих черные рыцари под предводительством самого барона довершили дело. Но он не собирался становится и благодетелем чехов. Когда крестьяне-победители весело пировали после победы над ненавистным врагом, фон Гляйвитц и его воины покинули лагерь и напали на него ночью, едва ли не полностью вырезав тех, кто считал их спасителями.
Страница
2 из 3
2 из 3
