— Хорошо мне помнятся те летние дни детства. Не знаю почему, но иной раз они сами по себе всплывают в памяти и заставляют невольно улыбнуться. Я окунаюсь в теплые волны, где солнечно и хорошо пахнет, где радость голосов людей замешана с пересвистом летних птиц…
Добавить в моё избранное
5 мин, 48 сек 11293
Правда, есть среди всего этого и странная противоречивая фигура, память о которой поднимает с глубины души какие-то неподвластные логике чувства. Холод пробирает до костей, и никакая ясная мысль не выходит наружу. Лишь инстинктивные желания пробуждаются во мне, и непонятно как я оказываюсь внутри платяного шкафа. Там, где меня никто никогда не найдет. Так кажется.
Пациент замолчал и поднял глаза к потолку. Он поерзал в большом кресле, устраиваясь поудобней, раскинул руки, потягиваясь, и снова обратился к человеку напротив:
— Да, доктор. Частенько жена находит меня в шкафу. Я, представьте, как маленький ребенок забиваюсь в самый угол, зарываюсь в ворохи одежды и рыдаю. А почему — не знаю. Но все это, я уверен, случается после моих воспоминаний о детстве. Точнее об одном единственном лете. Кажется, мне было пять или шесть. Продолжать? Вы вроде говорили о гипнозе.
Мужчина, преклонных лет, названный доктором, молчал. Он только что-то помечал в блокноте, изредка почесывал седую бороду и пристально смотрел на собеседника. Сейчас он лишь кивнул, словно не желая разбавлять своим голосом речь пациента и что-то записал в блокнот.
— Хорошо. Я говорю, говорю, — продолжил пациент.
— Просто, если эта ваша методика подействует — замечательно. А если нет? Я не вижу у вас здесь шкафа. Куда мне тут спрятаться, если что? — он глупо ухмыльнулся, но доктор не выразил не единой эмоции.
— Ладно. То лето. Мне пять или шесть. Я всегда гулял один. Вообще, если так припомнить, мы все гуляли без родителей. Никто за нами не следил. Наш город был тихим местечком, а в памяти о детстве — он и вовсе предстает сущим раем. Ну, да не суть. Мы сбивались в ватаги, бродили по окрестностям, представляя себя великими путешественниками, мы залазили во всевозможные отдаленные дыры. В нашем распоряжении были «подземелья» подвалов, «джунгли» парков и «секретные объекты» строящихся домов, откуда гоняли сердитые сторожа. Хорошо помню. Однажды вечером я возвращался домой один. Солнце уже зашло, но асфальт еще не остыл, и я брел по тротуару босиком, неся свои сандалики в руках. Завернув за угол дома, я ощутил запах своего двора. Родной, притягательный. Акация, шиповник, прохлада тенистого сада. Да. Я прошел мимо играющих в домино мужичков и остановился у подъезда. Родители уже были дома, ярко светились окна третьего этажа. Я сел на скамейку и одел сандалии. Тогда и появился он. Та самая фигура.
Он очень вежливо поздоровался со мной. Я поднял глаза. Высокий, в коричневом костюме и шляпе. В руке увесистый портфель. Отозвался на приветствие я несколько сконфужено. То ли приступ ложной скромности, то ли природное подчинение размерам незнакомца. Что-то заставило мой язык одеревенеть и плохо слушаться. На все вопросы я отвечал невпопад, а то и вовсе отмалчивался. А спрашивал он много.
«Что ты здесь делаешь, мальчик? Откуда ты? Кто твои родители? Ты хочешь есть?» Да, я ужасно хотел есть.
Потом я сидел за столом в обшарпанной кухне, а с плиты долетал пьянящий аромат жареного мяса. Боже, какие это были котлеты.
Но почему мне страшно, доктор?
Пациент невольно схватился за подлокотники и приподнялся. Доктор снова пристально посмотрел на него, поднял руку и медленно опустил ее. Пациент тут же расслабился и откинулся на спинку кресла.
— Продолжать, да? Хорошо, хорошо. Вы простите меня, я же говорил. Это безотчетно. Я не знаю почему, но вспоминая те дни, я будто становлюсь другим. Мне страшно. Ах, если бы вы заговорили со мной. Но понимаю — такой метод. Хорошо, хорошо.
Он продолжил вспоминать:
— Мужчина тот назвался дядей Толей. Высокий, с проседью в волосах, он был намного старше моего отца. Тем вечером он накормил меня до отвала и отпустил домой, передавая привет родителям. Уже позже от мамы я узнал, что это наш новый сосед. Въехал на первый этаж. Общительный, интеллигентный мужчина. В первый же день познакомился со всеми жильцами подъезда.
С тех самых пор ни дня не проходило без котлет дяди Толи. А его отбивные. Боже! Субботний шашлык во дворе всем домом! Вскоре этот высокий несуразный мужчина сделался всеобщим знакомцем и любимцем. Дети с радостью шли к нему домой, а у него для них всегда были конфеты и сытный мясной ужин. Провожая меня, он часто передавал котлетки для родителей в пакете. Мама с радостью их жарила, мы ели всей семьей. Бабушка, дед, мама, папа, сестренка.
То лето было наполнено каким-то особым сладостным ароматом. Весь двор сделался дружнее благодаря дяде Толе. Теперь я помню, доктор, помню. Жильцы собирались всем двором все чаще и пели песни до самой ночи, а мы, дети, радостно плясали вместе с взрослыми. Поистине нечто волшебное являлось в этом всем. Я был там, я помню. Но однажды… Мужчина замолчал и вперил взор в доктора. Губы его задрожали, тонкая струйка слюны стекла на рубашку. Он впился пальцами в подлокотники кресел и прошептал:
— Однажды пришли они, — его голос становился громче и четче.
Пациент замолчал и поднял глаза к потолку. Он поерзал в большом кресле, устраиваясь поудобней, раскинул руки, потягиваясь, и снова обратился к человеку напротив:
— Да, доктор. Частенько жена находит меня в шкафу. Я, представьте, как маленький ребенок забиваюсь в самый угол, зарываюсь в ворохи одежды и рыдаю. А почему — не знаю. Но все это, я уверен, случается после моих воспоминаний о детстве. Точнее об одном единственном лете. Кажется, мне было пять или шесть. Продолжать? Вы вроде говорили о гипнозе.
Мужчина, преклонных лет, названный доктором, молчал. Он только что-то помечал в блокноте, изредка почесывал седую бороду и пристально смотрел на собеседника. Сейчас он лишь кивнул, словно не желая разбавлять своим голосом речь пациента и что-то записал в блокнот.
— Хорошо. Я говорю, говорю, — продолжил пациент.
— Просто, если эта ваша методика подействует — замечательно. А если нет? Я не вижу у вас здесь шкафа. Куда мне тут спрятаться, если что? — он глупо ухмыльнулся, но доктор не выразил не единой эмоции.
— Ладно. То лето. Мне пять или шесть. Я всегда гулял один. Вообще, если так припомнить, мы все гуляли без родителей. Никто за нами не следил. Наш город был тихим местечком, а в памяти о детстве — он и вовсе предстает сущим раем. Ну, да не суть. Мы сбивались в ватаги, бродили по окрестностям, представляя себя великими путешественниками, мы залазили во всевозможные отдаленные дыры. В нашем распоряжении были «подземелья» подвалов, «джунгли» парков и «секретные объекты» строящихся домов, откуда гоняли сердитые сторожа. Хорошо помню. Однажды вечером я возвращался домой один. Солнце уже зашло, но асфальт еще не остыл, и я брел по тротуару босиком, неся свои сандалики в руках. Завернув за угол дома, я ощутил запах своего двора. Родной, притягательный. Акация, шиповник, прохлада тенистого сада. Да. Я прошел мимо играющих в домино мужичков и остановился у подъезда. Родители уже были дома, ярко светились окна третьего этажа. Я сел на скамейку и одел сандалии. Тогда и появился он. Та самая фигура.
Он очень вежливо поздоровался со мной. Я поднял глаза. Высокий, в коричневом костюме и шляпе. В руке увесистый портфель. Отозвался на приветствие я несколько сконфужено. То ли приступ ложной скромности, то ли природное подчинение размерам незнакомца. Что-то заставило мой язык одеревенеть и плохо слушаться. На все вопросы я отвечал невпопад, а то и вовсе отмалчивался. А спрашивал он много.
«Что ты здесь делаешь, мальчик? Откуда ты? Кто твои родители? Ты хочешь есть?» Да, я ужасно хотел есть.
Потом я сидел за столом в обшарпанной кухне, а с плиты долетал пьянящий аромат жареного мяса. Боже, какие это были котлеты.
Но почему мне страшно, доктор?
Пациент невольно схватился за подлокотники и приподнялся. Доктор снова пристально посмотрел на него, поднял руку и медленно опустил ее. Пациент тут же расслабился и откинулся на спинку кресла.
— Продолжать, да? Хорошо, хорошо. Вы простите меня, я же говорил. Это безотчетно. Я не знаю почему, но вспоминая те дни, я будто становлюсь другим. Мне страшно. Ах, если бы вы заговорили со мной. Но понимаю — такой метод. Хорошо, хорошо.
Он продолжил вспоминать:
— Мужчина тот назвался дядей Толей. Высокий, с проседью в волосах, он был намного старше моего отца. Тем вечером он накормил меня до отвала и отпустил домой, передавая привет родителям. Уже позже от мамы я узнал, что это наш новый сосед. Въехал на первый этаж. Общительный, интеллигентный мужчина. В первый же день познакомился со всеми жильцами подъезда.
С тех самых пор ни дня не проходило без котлет дяди Толи. А его отбивные. Боже! Субботний шашлык во дворе всем домом! Вскоре этот высокий несуразный мужчина сделался всеобщим знакомцем и любимцем. Дети с радостью шли к нему домой, а у него для них всегда были конфеты и сытный мясной ужин. Провожая меня, он часто передавал котлетки для родителей в пакете. Мама с радостью их жарила, мы ели всей семьей. Бабушка, дед, мама, папа, сестренка.
То лето было наполнено каким-то особым сладостным ароматом. Весь двор сделался дружнее благодаря дяде Толе. Теперь я помню, доктор, помню. Жильцы собирались всем двором все чаще и пели песни до самой ночи, а мы, дети, радостно плясали вместе с взрослыми. Поистине нечто волшебное являлось в этом всем. Я был там, я помню. Но однажды… Мужчина замолчал и вперил взор в доктора. Губы его задрожали, тонкая струйка слюны стекла на рубашку. Он впился пальцами в подлокотники кресел и прошептал:
— Однажды пришли они, — его голос становился громче и четче.
Страница
1 из 2
1 из 2
