Кукольный мастер

— Ждут, говоришь? Да если и так — ничего я не буду передавать, и возвращаться тоже не буду.

«Неблагодарная!» — хотел крикнуть Ленц и не смог. За спиной девушки шевельнулась рваная тень, забирая из тела тепло и краски, по щеке скатилась слезинка — одна, вторая… Слезы текли, размывая слой белил и румян, оставляя грязные извилистые дорожки, под которыми виднелось синюшно-серое.

Ленц ахнул, схватил Анну за талию и провел по щеке рукавом. Грим отчасти сполз, отчасти скололся, обнажив восковую, как у покойницы, кожу. Лицо расчертила сеть глубоких, похожих на трещины, морщин. Кожа была прохладной и твердой, она не согрелась и не покраснела даже от касания грубой ткани.

У Ленца перехватило дыхание. Солнце вдруг показалось холодным, как лед. А девушка рядом — чудовищем.

Он оттолкнул Анну и, не помня себя, бросился наутек. Подальше от бывшей подруги детства и этой дурацкой ярмарки. Он уже не хотел ничего знать, теперь он желал лишь одного — забыть. И никогда больше не видеть Анну во сне.

Что тогда произошло — Анна и сама толком не помнила. Заболела ни с того, ни с сего. Металась в жару, бредила, на второй день ослабела так, что не могла встать с постели. В минуты просветления ей слышались причитания матери и скрип повозки, едущей по темному лесу — все ближе и ближе… На третий день она перестала узнавать родных. На четвертый — впала в забытье, мало чем отличимое от смерти. Зрачки не сужались на свет, сердце едва билось… На пятый день во двор ее дома въехала повозка с круглой крышей. Она видела ее так явно, будто стояла рядом. Сквозь сковавшее тело оцепенение Анна слышала голос, совсем чужой — и отчего-то знакомый.

— Умрет к завтрашнему утру, — говорил мужчина ее матери.

— Ей можно помочь, но вам придется отдать девочку мне. Я даже немного вам заплачу — за то, что буду пробовать на ней свои эликсиры.

— Вы знахарь? — с надеждой спросила мать.

— Или, может, колдун?

— Ни то, ни другое. Я доктор.

Последовал робкий кивок, звякнул передаваемый из рук в руки кошель. Мать не хотела, чтобы ребенок умер в ее доме, у нее на глазах, а отец был рад возможности заработать на девке, с которой так и так никакого прибытка, одни только хлопоты. Сильные руки подняли Анну и понесли — прочь от деревни, прочь от отчего дома и вонючей лежанки, пропитанной потом и болью. Над головой колыхнулся полог крытой рогожей повозки, и мир заполнила тьма — холодная, но не страшная, расцвеченная радужной дымкой и золочеными звездами.

Джакомо Ферро, доктор кукольных наук, хмуро смотрел на свою подопечную. Потрясения оказалось достаточно, чтобы влитые им эликсиры стали работать не так, как им полагается. Глаза помутнели, кожа на лице и руках растрескалась и начала сползать клочьями, обнажая мертвенно-серое, бескровное мясо. Жаль, красивая была девочка. Впрочем, кое-что еще можно спасти… — Пойдем, — потянул он ее в фургон, где все было уже наготове.

— Я тебе помогу. Больно не будет, обещаю… Анна кивнула. После болезни она окаменела снаружи, уже не различая ни ласки, ни боли. И теперь ей хотелось, чтобы и внутри все замерзло. Чтобы не видеть, не слышать, не понимать — и, наконец, обрести покой вместе с другими куклами своего заботливого хозяина.