Пасюк

Рука того, кто должен был защитить… На окраине села в одном из районов Подмосковья стоял не богатый, но добротный дом, окруженный глухим забором. Всегда зашторенные окна, даже в вечернее время, когда в каждом сельском домишке семьи проводят время или у телевизора, или за общим столом, окна этого дома не светились.

Когда, три года назад, поселилась в нём пожилая седая женщина, активные соседи пытались с ней общаться, но она никогда не приглашала гостей в дом, отвечая на вопросы односложно, даже неприветливо.

По селу поползли, было, слухи, что старуха ведьма и не к добру появилась она в этих местах. А, когда, после очередной попытки пообщаться, у вдовы Макарьихи заболела корова, слухи эти усилились.

Прекратились они после того, как стали замечать новую сельчанку в местной церкви, куда приходила она ежедневно, в одно и то же время. Войдя, покупала и ставила свечку, бросала в ящик для поддержания храма денежку, да не малую. Молилась она всегда на икону Божьей матери, шепча какие-то негромкие молитвы, страстно и покаянно.

Видно большое горе было у неё на душе, или грех тяжкий, в чем убедила ещё и молва, распространившаяся от местного участкового, о том, что не старуха она вовсе, сорока пяти нет. Квартира у нее в Москве и муж бизнесмен успешный.

Бизнесмен этот, раз в неделю, приезжал на большом Porsche Cayenne, такого в селе отродясь не видели, привозил множество пакетов. Видимо с провизией, наверное, и деньги. Долго не задерживался и, разгрузившись, тут же уезжал.

… Женщина, вернувшись из церкви, входила в дом, запирая входную дверь, и шла в дальнюю спаленку. Там, на обычной детской кроватке, неподвижно лежала большая серая крыса. Женщина обмывала её, меняла простынку, затем кормила «пасюка» жидкой кашкой с ложечки, поила водой из бутылочки, совсем так, как ухаживают за малым дитя.

Потом садилась на табурет, смотрела на крысу и шептала:

— Что же мы наделали с тобой, Русланушка? Что я наделала? Я ж хотела, как лучше. Я ж добра хотела, а чуть не убила тебя, сыночка родимый.

Сидела она так долго, разговаривая и шепча молитвы Матери Божьей. Затем уходила спать.

… Когда, однажды, в дверь домика постучали, подумала о соседках, но на пороге стоял мужчина, неопределённого возраста, похожий одновременно на цыгана и беса. Посмотрел на мать испытующе. И она, пережившая за последние годы многое, испугалась.

— Здравствуй, женщина. Я — Лука. Не бойся, не обижу. Меня Она прислала, — он ткнул перстом в небо.

— Искупили вы грех, прощает Она, — сказал Лука недовольно и протянул ладонь, на которой лежало, что-то похожее на белый шнурок.

— Возьми, дай ему, пусть примет. Оба прощены. Да, ты поняла меня, женщина?

Она плакала и смотрела в небо. Слёзы капали на ладонь, где шевелилась белая змейка. Когда опустила взгляд — беса уже не было.