Чуда

Серые ленивые воды серой реки отражали серые мостовые и серые здания.

Жизнь в сером городе текла самая обычная, только серая.

Каждое утро серые люди спешили на работу, по широким улицам сновали серые машины, серые пекари пекли серый хлеб, серые садовники сажали серые цветы, серые (в независимости от времени суток) кошки мурлыкали на коленях своих серых хозяек.

По ночам серые люди видели серые сны.

В выходные серые семьи серых людей водили своих серых детей в серые парки, катали на серых каруселях и покупали серое мороженое.

Но однажды течение серой жизни было нарушено одним не серым случаем.

В обычном сером роддоме обычного серого города, у обычной серой женщины и ее серого мужа родился ребенок.

Когда он, а точнее будет сказать, она, появилась на свет и огласила громким воплем родзал, акушерка от неожиданности чуть не уронила ребенка.

— Кто там?

— спросила измученная родами женщина.

— Девочка, — неуверенно ответила акушерка.

Вскоре по роддому разнесся слух: «В сером роддоме родился не серый ребенок».

В палату к роженице слетелся весь персонал роддома.

— Молчать, — рявкнул главврач, услышав невероятный слух и лично пришел в серую палату взглянуть.

— Да, — он задумчиво пожевал губы и, почесав лысый затылок, отправился к себе в кабинет.

Персонал роддома поспешил за ним.

Но он захлопнул за собой дверь и обессилено упал в кресло.

Работники нерешительно потоптались в проходе, но, не дождавшись начальства, разбрелись по коридорам.

Вскоре в роддом пришел новоиспеченный серый папаша.

— Кто у нас?

— бодро спросил он у первой попавшейся медсестры.

— Девочка, — бросила медсестра и поспешила скрыться.

Серый мужчина пожал плечами и твердым шагом вошел в палату.

На кровати, прижимая к груди младенца, сидела его серая жена.

Когда взгляд мужчины упал на ребенка, серые цветы в его руке тут же увяли, так же, как и серая улыбка на сером лице.

— У нас девочка, — тихим серым голосом произнесла его серая жена.

Но мужчина попятился к двери, бормоча что-то насчет рухнувших надежд и несбывшихся ожиданий.

Споткнувшись о порог, он поспешил унести ноги и умыть руки.

На его лице легко читалось облегчение вкупе с оскорбленным достоинством.

В сером языке серых людей просто не было прилагательных, способных описать девочку.

Не было слова алый, чтобы передать цвет ее губ, не было слова синий, чтобы выразить оттенок ее глаз, не было слова белый, чтобы описать цвет волос и уж тем более не было прилагательного розовый, чтобы обозначить тон ее кожи.

Для обитателей серого города девочка была просто не серой, и все.

Кто-то говорил: «Урод», кто-то неуверенно шептал: «Чудо».

Но для серой матери дочь была прекрасна.

Она не могла отвести от нее глаз, любуясь каждой черточкой, каждой впадинкой и морщинкой.

В глубине серой души женщины серым цветом расцветала любовь.

«Ты прекрасна, — шептала она, крепко прижимая к себе дочь, — ты — чудо».

Так она ее и назвала — Чуда.

У необычной, не серой девочки и имя должно быть соответствующее.

Когда на улице стало совсем серо, женщина завернула Чуду в пеленки и, не дожидаясь приговора главврача, мучавшегося бессонницей и ломавшего голову над возникшей, а вернее сказать, родившейся не серой проблемой, выскользнула из роддома.

Она спешила по серым улицам, желая укрыть дочь от серых глаз, спрятать как можно надежней.

Когда утром в роддоме обнаружили пропажу серой роженицы вместе с ее не серым приплодом, весь персонал вздохнул с облегчением и постарался как можно скорее их забыть, как не серый сон.

А в сердце матери вместе с любовью закрался страх.

Выглядывая в окно, выходящее на серый двор, Чуда видела серых детей, чинно сидящих на лавке и о чем-то негромко беседующих.

Чуде разрешалось выходить из дома только по ночам и то ненадолго.

Но ночью все дети спали, и Чуде было скучно.

— Мама, почему они не бегают и не прыгают?

Мама, а можно мне к ним?

Я хочу во двор, — хныкала Чуда, и страх все глубже вгрызался в душу серой матери девочки.

И чем старше становилась Чуда, тем тревожней делалась мать.

Чуда отличалась от серых жителей серого города не только внешне, она была другой во всем.

«Ну за что мне такая Чуда?» — горестно вопрошала серая женщина после очередной шалости дочери.

Но дочка подбегала к матери и до исступления целовала ее серые щеки, пока сердце женщины не начинало таять под напором маленьких розовых ручек и алых губок.

Серая женщина мечтала, что однажды ее дочь станет серой, как все.

Но Чуда упорно не желала становиться серой.