«Это лето во век не забыть мне. Всё случилось для меня в первый раз. Говорила ты мне на другом языке, Не встречаемых раньше фраз»… (не помню где прочитал)
8 мин, 54 сек 19829
В начале лета я познакомился с двумя очаровательными женщинами — мамой и дочкой. Познакомился по объявлению. Им нужен был мужчина, без вредных привычек. Отвезти их на Форд-транзите в Воронежскую область. Пожить в одной из деревень. Помочь обстроиться, по хозяйству и быть свободным в выборе средств при исполнении хозяйских поручений. Я с радостью согласился. Крестьянствовать я любил, а лето у меня было свободным.
Однако, когда мы приехали в эту самую деревню, дамы открылись мне с такой стороны, что я бежал от них в ту же ночь.
— Они оказались, мягко выражаясь, не совсем нормальной ориентации по части гастрономии. И я должен был войти в их рацион, поскольку женщины любили побаловать себя шашлычками из свежего человеческого мяса.
Справиться со мной им бы труда не составило. Дочка Наташа в совершенстве владела восточным единоборством, и ей было без разницы — перерубить ребром ладони берёзку, или сломать мне шею.
Мама, Алёна Алексеевна, напротив — была тихой, погруженной в литературное чтение женщиной. Причём женщиной очень миловидной, стройной, с открытым добрым взглядом. Но рассчитывать на её защиту я не смел, и потому бежал первой же ночью.
Вернувшись в Петербург, вновь погряз в Интернете. Время от времени заглядывал на сайт «Частные объявления», но ничего подобного из того, с чем столкнулся в начале лета, мне не попадалось.
Постепенно я успокоился. Но чем больше покой овладевал мною, тем пристрастней мне хотелось увидеть ту, замечательную семейную пару — маму и дочку. Меня тянуло к ним, как Раскольникова тянуло к месту трагедии. И вот однажды не вытерпел и, как-то под вечер, набрал номер телефона, которым воспользовался один только раз.
К моему удивлению, трубку тут же сняли и знакомый голос Алены Алексеевны произнёс:
— Вас слушают.
Я представился и, наврав три короба, объяснил свой побег из деревни:
— Ночью был срочный звонок из редакции Самиздата, и мне пришлось уехать. Не знаю, поверила ли мне Алёна Алексеевна, но трубку не бросила. А очень даже мило со мной пообщалась.
На моё предложение встретиться она ответила отказом ссылаясь на чрезмерную загруженность от работы в издательстве. В тоже время, не желая, по-видимому, меня расстраивать, предложила встретиться с дочерью. Я согласился и Наташа тут же взяла трубку. Мы договорились встретиться в японском ресторане «Две палочки».
Встретились с Натальей на улице, под фонарём. Встретились, как давнишние знакомые, не подавая даже вида о том, что мне известна её, не совсем обычная, ориентация в гастрономии.
В ресторан вошли под тихий перезвон наддверных колокольчиков из бамбука. Зал был поделён на кабинки огороженными ажурными перегородками обтянутыми матовым пергаментом. Внутри кабинки стоял низенький стол и там, где у нас должны располагаться стулья, лежали подушки.
Я остановился. Как трапезничать за таким столом, как следует сидеть на подушках — мне было невдомёк. Наталья, видя мою нерешительность, перешагнула через стол и, без всякого смущения, расположилась «по-турецки» на одной из подушек. Мне оставалось только последовать её примеру и я, так же «по-турецки», расположился напротив.
Откуда-то сверху чуть слышно, разносилась любимая мелодия моей юности «Koi-no Bakansu»:
У моря у синего моря, Со мною ты рядом со мною, И солнце светит лишь для нас с тобой, Целый день шумит прибой… Не успел я оглядеться, как моя молодая хозяйка произнесла, ни к кому не обращаясь:
— Пожалуйста, два нихонсю, два су́си с креветками, два glacé. Пока всё.
Я огляделся. Вокруг никого не было.
— Ты с кем это беседовала, дочь моя? — обратился я к своей знакомой.
В это время одна из перегородок с тихим шелестом отъехала в сторону и вошла женщина славянской внешности, в чёрном кимоно с яркими розами и яростно наштукатуренным, под японку, лицом. В руках у женщины был поднос, содержимое которого тут же оказалось на столе. Женщина, всё так же молча, удалилась в почтенном поклоне.
— Здесь не принято звать официанта. Заказ можно сделать по внутренней связи.
— Так что, нас будут подслушивать? Всё, о чём мы тут говорим?
— Исключено. Для того чтобы сделать заказ, нужно поднять два пальца вверх. Оператор, увидев этот жест на мониторе, тут же включит связь и можешь заказать что угодно. Хоть гэйся.
— А ты бы не могла выражаться по-русски? С японской терминологией я не в ладах.
— Правильно про тебя Maman говорила, что ты заторможенный. Ну, ничего, придётся мне повышать твой культурный уровень. Не возражаешь?
— Я-то не возражаю, но как к этому отнесётся Алёна Алексеевна?
— Maman у меня «самых честных правил». В мою жизнь не лезет. Как и я в её. Кстати, ты много потерял тогда, когда дал от нас дёру. Maman многому могла бы тебя обучить. Да, и я бы в долгу не осталась, если бы проявил себя как мужчина.
Однако, когда мы приехали в эту самую деревню, дамы открылись мне с такой стороны, что я бежал от них в ту же ночь.
— Они оказались, мягко выражаясь, не совсем нормальной ориентации по части гастрономии. И я должен был войти в их рацион, поскольку женщины любили побаловать себя шашлычками из свежего человеческого мяса.
Справиться со мной им бы труда не составило. Дочка Наташа в совершенстве владела восточным единоборством, и ей было без разницы — перерубить ребром ладони берёзку, или сломать мне шею.
Мама, Алёна Алексеевна, напротив — была тихой, погруженной в литературное чтение женщиной. Причём женщиной очень миловидной, стройной, с открытым добрым взглядом. Но рассчитывать на её защиту я не смел, и потому бежал первой же ночью.
Вернувшись в Петербург, вновь погряз в Интернете. Время от времени заглядывал на сайт «Частные объявления», но ничего подобного из того, с чем столкнулся в начале лета, мне не попадалось.
Постепенно я успокоился. Но чем больше покой овладевал мною, тем пристрастней мне хотелось увидеть ту, замечательную семейную пару — маму и дочку. Меня тянуло к ним, как Раскольникова тянуло к месту трагедии. И вот однажды не вытерпел и, как-то под вечер, набрал номер телефона, которым воспользовался один только раз.
К моему удивлению, трубку тут же сняли и знакомый голос Алены Алексеевны произнёс:
— Вас слушают.
Я представился и, наврав три короба, объяснил свой побег из деревни:
— Ночью был срочный звонок из редакции Самиздата, и мне пришлось уехать. Не знаю, поверила ли мне Алёна Алексеевна, но трубку не бросила. А очень даже мило со мной пообщалась.
На моё предложение встретиться она ответила отказом ссылаясь на чрезмерную загруженность от работы в издательстве. В тоже время, не желая, по-видимому, меня расстраивать, предложила встретиться с дочерью. Я согласился и Наташа тут же взяла трубку. Мы договорились встретиться в японском ресторане «Две палочки».
Встретились с Натальей на улице, под фонарём. Встретились, как давнишние знакомые, не подавая даже вида о том, что мне известна её, не совсем обычная, ориентация в гастрономии.
В ресторан вошли под тихий перезвон наддверных колокольчиков из бамбука. Зал был поделён на кабинки огороженными ажурными перегородками обтянутыми матовым пергаментом. Внутри кабинки стоял низенький стол и там, где у нас должны располагаться стулья, лежали подушки.
Я остановился. Как трапезничать за таким столом, как следует сидеть на подушках — мне было невдомёк. Наталья, видя мою нерешительность, перешагнула через стол и, без всякого смущения, расположилась «по-турецки» на одной из подушек. Мне оставалось только последовать её примеру и я, так же «по-турецки», расположился напротив.
Откуда-то сверху чуть слышно, разносилась любимая мелодия моей юности «Koi-no Bakansu»:
У моря у синего моря, Со мною ты рядом со мною, И солнце светит лишь для нас с тобой, Целый день шумит прибой… Не успел я оглядеться, как моя молодая хозяйка произнесла, ни к кому не обращаясь:
— Пожалуйста, два нихонсю, два су́си с креветками, два glacé. Пока всё.
Я огляделся. Вокруг никого не было.
— Ты с кем это беседовала, дочь моя? — обратился я к своей знакомой.
В это время одна из перегородок с тихим шелестом отъехала в сторону и вошла женщина славянской внешности, в чёрном кимоно с яркими розами и яростно наштукатуренным, под японку, лицом. В руках у женщины был поднос, содержимое которого тут же оказалось на столе. Женщина, всё так же молча, удалилась в почтенном поклоне.
— Здесь не принято звать официанта. Заказ можно сделать по внутренней связи.
— Так что, нас будут подслушивать? Всё, о чём мы тут говорим?
— Исключено. Для того чтобы сделать заказ, нужно поднять два пальца вверх. Оператор, увидев этот жест на мониторе, тут же включит связь и можешь заказать что угодно. Хоть гэйся.
— А ты бы не могла выражаться по-русски? С японской терминологией я не в ладах.
— Правильно про тебя Maman говорила, что ты заторможенный. Ну, ничего, придётся мне повышать твой культурный уровень. Не возражаешь?
— Я-то не возражаю, но как к этому отнесётся Алёна Алексеевна?
— Maman у меня «самых честных правил». В мою жизнь не лезет. Как и я в её. Кстати, ты много потерял тогда, когда дал от нас дёру. Maman многому могла бы тебя обучить. Да, и я бы в долгу не осталась, если бы проявил себя как мужчина.
Страница
1 из 3
1 из 3