5 мин, 59 сек 8190
Голубой луч фонарика-брелка выхватывал кирпичи на полу, газеты, старый ботинок, какие-то пятна на полу, пластиковые бутылки, вентиляционные решетки, трубы, и скользил по отвратительной куче, не позволяя её как следует разглядеть.
Я собрался духом и сделал внутрь три шага. Пахнуло влажным сквозняком и какой-то столетней плесенью. Привыкшие к темноте глаза различили скрученные длинные тела, хвосты, головы, такие же грязные, как и всё кругом, но имеющие будто оттенки цветов: зеленых, сиреневых, красноватых.
Сердце колоколом билось в груди и подступало к самому горлу: на меня смотрело из сумрака десять, двадцать, сто сорок тысяч мертвенных тёмных глаз. «Удавы?!» Вдруг куча зашевелилась, издала невнятный сопящий звук, я вскрикнул от ужаса, и, что есть сил, зазвонил в рынду. Вцепившись в неё обеими руками, я тряс её, как дурак грушу! Я хотел звать на помощь, но язык, словно в дурном сне, онемел, и я остро сожалел, что, как последний дебил, не взял с собой чеснока, мела, серебряных пуль, что я вообще дурак, что не уволился сразу. Что я супер-пупер эталонный дурак, дурак экстренного торможения, надежный и безотказный, а шеф сообщник вьетнамцев, и вообще они тут разбирают людей на части, а кишки скармливают змеям. А может быть, они сами — космические рептилии, и меня ради шутки отправили поглядеть на их гнездо. А ещё я подумал, что умру небритым, в рабочей одежде и с мокрыми штанами. А это вообще не айс.
И тогда случилось самое страшное: из недр кучи нечто жалобно заскулило, забормотало, и, разбрасывая в стороны перевитых змей, поднялось большое, уродливое и темное, похожее вроде на медведя с ушами, с гребнем и широкой пастью.
Направив в сторону чудища рынду, я ещё громче принялся обстреливать существо звонкими очередями, надеясь, что как в игре, из раструба вылетит огненный шар и поразит нафиг монстра, спасёт от цепких объятий багровой пасти.
«А-яя»… — затянул зверь,-«Уу-яя.. Ооо»…, — телепаясь во тьме и неуклюже махая широкими лапами, он повернулся ко мне грузным задом и выпростал из него небольшого поджарого человечка, одетого в тёмные рабочие шмотки.
— Ай, — закричал человечек простуженным голосом, — злой начальника, — спать нельзя! Ничего нельзя! Шел в манда, начальника, и фабрика ваша шел! — человечек сплюнул и ловко исчез в широком технологическом люке на стене.
Ещё минут пять я тупил, искал забытые сигареты, боролся с желанием заснуть на месте, потом смело подошел к куче разноцветных, набитых синтепоном уродливых змей, драконов, иного какого-то полураспотрошенного неликвида, приподнял обмякшую, ещё теплую внутри, огромную рекламную куклу, похожую сразу на дракона и на чебурашку. Не было сомнений, что рабочий-азиат умело использовал её в качестве спального мешка, накрывшись для верности змеями.
Пока я боролся с монстром, Виктор предусмотрительно убежал. Нет сомнений, что он, как и начальник, с самого начала догадывался. Зато никто теперь не скажет, что в нашем городе нет настоящих мужчин! Могу предоставить видеозапись!
Я собрался духом и сделал внутрь три шага. Пахнуло влажным сквозняком и какой-то столетней плесенью. Привыкшие к темноте глаза различили скрученные длинные тела, хвосты, головы, такие же грязные, как и всё кругом, но имеющие будто оттенки цветов: зеленых, сиреневых, красноватых.
Сердце колоколом билось в груди и подступало к самому горлу: на меня смотрело из сумрака десять, двадцать, сто сорок тысяч мертвенных тёмных глаз. «Удавы?!» Вдруг куча зашевелилась, издала невнятный сопящий звук, я вскрикнул от ужаса, и, что есть сил, зазвонил в рынду. Вцепившись в неё обеими руками, я тряс её, как дурак грушу! Я хотел звать на помощь, но язык, словно в дурном сне, онемел, и я остро сожалел, что, как последний дебил, не взял с собой чеснока, мела, серебряных пуль, что я вообще дурак, что не уволился сразу. Что я супер-пупер эталонный дурак, дурак экстренного торможения, надежный и безотказный, а шеф сообщник вьетнамцев, и вообще они тут разбирают людей на части, а кишки скармливают змеям. А может быть, они сами — космические рептилии, и меня ради шутки отправили поглядеть на их гнездо. А ещё я подумал, что умру небритым, в рабочей одежде и с мокрыми штанами. А это вообще не айс.
И тогда случилось самое страшное: из недр кучи нечто жалобно заскулило, забормотало, и, разбрасывая в стороны перевитых змей, поднялось большое, уродливое и темное, похожее вроде на медведя с ушами, с гребнем и широкой пастью.
Направив в сторону чудища рынду, я ещё громче принялся обстреливать существо звонкими очередями, надеясь, что как в игре, из раструба вылетит огненный шар и поразит нафиг монстра, спасёт от цепких объятий багровой пасти.
«А-яя»… — затянул зверь,-«Уу-яя.. Ооо»…, — телепаясь во тьме и неуклюже махая широкими лапами, он повернулся ко мне грузным задом и выпростал из него небольшого поджарого человечка, одетого в тёмные рабочие шмотки.
— Ай, — закричал человечек простуженным голосом, — злой начальника, — спать нельзя! Ничего нельзя! Шел в манда, начальника, и фабрика ваша шел! — человечек сплюнул и ловко исчез в широком технологическом люке на стене.
Ещё минут пять я тупил, искал забытые сигареты, боролся с желанием заснуть на месте, потом смело подошел к куче разноцветных, набитых синтепоном уродливых змей, драконов, иного какого-то полураспотрошенного неликвида, приподнял обмякшую, ещё теплую внутри, огромную рекламную куклу, похожую сразу на дракона и на чебурашку. Не было сомнений, что рабочий-азиат умело использовал её в качестве спального мешка, накрывшись для верности змеями.
Пока я боролся с монстром, Виктор предусмотрительно убежал. Нет сомнений, что он, как и начальник, с самого начала догадывался. Зато никто теперь не скажет, что в нашем городе нет настоящих мужчин! Могу предоставить видеозапись!
Страница
2 из 2
2 из 2