Другой мир

»» — Говорю я, или только думаю, велика ли разница между мыслью и словом теперь, между жизнью и смертью?

Клинок касается лакированной плоскости и медленно движется по ней, оставляя плавные разводы, сливающиеся в жуткие образы, видоизменяющиеся в дрожащем свете, словно хохочущие лица демонов, сжимаются и вытягиваются в длинную линию, длинную белую линию — дорожку в рай.

Неожиданно быстро пальцы свободной руки находят на столе тонкую трубочку, плотно скрученную из бумаги. Всё, что мне нужно сейчас, перед долгой дорогой, тудааа… Горький порошок заполняет мою голову, словно проникая в самый мозг, растворяя его, поглощая боль и страх, делая их лёгкими, словно туман, уносимый лёгким дуновением ветерка. Потолок, стены, огонь, расплываются и уходят куда-то в темноту, уступая место тьме, приобретающей совершенно новые очертания и цвет, будто ставшей плотнее. Сталь уже не кажется такой холодной, а прикосновения её даже приятны. Острая кромка скользит по запястью и стоит лишь нажать, и никогда я больше не вернусь в прежний мир, никогда. Лишь немного надавить, и я почувствую, как жизнь горячим потоком покидает моё тело, как я растворяюсь в собственном сознании, в этой густой темноте, ласковой, словно тёплая шерсть.

Давай же, лишь одно мнгновение, и всё будет кончено, ты же этого хочешь.

Я открыл глаза. Высокая, чёрная тень стояла передо мной, словно глядя на меня, ожидая моего решения.

Кто ты? — Произнесли мои пересохшие губы.

Зачем тебе знать это? — Он был недвижим, будто статуя.

— Ты, ведь, собрался покинуть этот Мир, не так ли? Лишь немного решимости, и он не догонит тебя, ты же сам об этом только что думал. Сделай это.

Ты прав, — клинок надавил на кожу, погружаясь в неё глубже и глубже, — здесь меня больше ничего не держит, пусть я уйду сейчас, пока открыта дорога в рай.

Конечно.

— Его голос шелестел по комнате, подобно крыльям сотен летучих мышей.

— Дверь в рай открыта, но не лжива ли надпись на вратах?

Я рассмеялся, хотя не слышал собственного смеха, может потому, что сделал я это только в мыслях:

Мне уже всё равно, что за ними, главное, чтобы они захлопнулись за моей спиной, и я больше не смог оглянуться.

О да, ты снова прав. Каждого ожидает такая участь, так стоит ли делать путь к ней ещё более невыносимым, ведь в конце, всё равно, тебя ожидает одно — сырое дно могилы и то место, которое вы называете адом. Так иди туда, чего ты ждёшь?

Боль пронзила левую руку, я с ужасом отдёрнул нож и поднёс запястье к глазам. Лишь тонкая, красная полоска пересекала его, и ничего более. Но боль, откуда боль, откуда этот ужас, что заставляет так биться моё сердце, что это?

Она была красива, — сказал он, не обращая на меня внимания, — я понимаю твою боль, но чего ты хочешь? В этом Мире ты один, но там ты надеешься встретить её?

Я поднял на него глаза, полные, наверное, ужаса и ненависти, но он лишь рассмеялся, и только теперь я мог увидеть его лицо, такое же тёмное и бездонное, как и тьма, окружавшая его:

Наивный глупец.

— Сказало оно.

— Так ты на это надеялся? Овцы, двухтысячалетним рабством ведомые на заклание, вы готовы поверить в любую ложь, какую предложит ваш пастух, лишь бы не видеть правды.

А что же правда, во что верить? — С надеждой спросил я, словно вымаливая ответ.

А ты как думаешь? Тысячи лет вы живёте в мечтах о рае и страхе ада, тысячи лет вы стремитесь попасть туда, где обретёте вечную и беззаботную жизнь, где встретитесь с теми, кого потеряли, где не будет больше боли и горечи утрат. Об этом ты думал? Я прав? Я прав, ты хочешь попасть туда. Ты хочешь знать правду? Она очевидна: подумай, о чём ты мечтаешь, после того, как твоё тело потеряет четверть крови, после той черты, из-за которой уже нельзя вернуться, подумай об этом, обратное и есть правда.

Зачем ты пришёл? — Простонал я.

— Почему ты мне это рассказываешь?

Представь себе вечность, протекающую в абсолютной пустоте, тянущуюся, словно бесконечная ночь, проведённая в одиночной камере, но ещё хуже. Тьма и полное одиночество, не это ли ад? А рай?, ты хочешь сказать. Рай — это чушь, придуманная вашими священниками, равно как зло и добродетель, Бог и Дьявол. Тысячалетиями лжи вы сами загнали себя в ловушку, из которой не выберетесь уже никогда.

Затуманенным взглядом я вновь взглянул на нож, переливающийся в изменяющемся свете огня, словно сталь его каким-то непостижимым образом превратилась в жидкую ртуть, остриё клинка медленно опустилось на лакированную крышку стола, и на миг мне показалось, что если я сейчас отпущу позолоченную рукоять, то нож не двинется с места и останется стоять, словно воткнутый в свою зеркальную опору. Но лишь я попытался разжать ладонь, холодное дерево выскользнуло из неё и, если бы я снова не сжал пальцы, нож, непременно, упал бы на ковёр.