Другой мир

Почему она умерла? — Тихо прошептал я, словно адресуя этот вопрос самому себе.

Кто знает? — Раздалось в ответ.

— Жизнь каждого — огромная загадка, и её невозможно ни разгадать, ни изменить, поверь мне, лучше, чем есть, навряд ли может быть.

Я улыбнулся, почувстсвовав, как рвётся сухая кожа губ:

Лучше, говоришь, но для кого? Для неё, для меня, для вас?

Не забивай себе голову подобными вопросами, мой тебе совет, от того, что ты узнаешь правду, ничего не измениться, но тебе станет лишь хуже и, может быть, не тебе одному. Я знаю, ты попросишь меня вернуть её, я могу сделать это, но не буду.

Пламя надежды на миг вспыхнуло во мне, но тут же угасло, уступив место прежней пустоте и разочарованию: глупо было надеяться, что он поможет мне, к тому же, и это, пожалуй, было наиболее существенно, я понимал, что он прав.

Так зачем ты здесь? — Ответил я, уняв сиеминутный порыв.

— Что нужно тебе от меня: моя боль, мои грехи, моя душа?

Он тихо рассмеялся, хотя фигура его оставалась недвижимой:

Зачем мне твоя душа, что я буду делать с ней? Я пришёл, чтобы открыть тебе глаза и, надеюсь, после этого ты примешь моё предложение.

Какое же? — Спросил я с искренним интересом.

Ты мог бы сейчас убить себя и отправиться туда, откуда уже нет возврата, в этом случае я нашёл бы десятки других, но я пришёл к тебе, ты нравишься мне, поэтому мне было бы обидно увидеть, как ты совершаешь величайшую и, к сожалению, последнюю глупость в своей жизни. Этот мир потерян для тебя, я знаю, здесь тебя уже ничто не держит, и поэтому ты решил сделать шаг в небытие, но я могу предложить лучший выход, я могу предложить тебе другой мир.

Так значит, ты всё же пришёл за моей душой?

Нет, мне нужен ты сам, живой.

Зачем же?

После узнаешь, если примешь моё предложение, конечно, но, думаю, вечная тьма не очень хорошая альтернатива весьма долгой жизни и силе, которую я предлагаю тебе.

Да, и какой ценой?

Конечно, с твоей стороны было бы наивно полагать, что всё это я предлагаю тебе задаром, но я не потребую от тебя чего-то дорогого, я не демон из христианских сказок, ты будешь служить мне время от времени, в этом и заключается твоя плата. Так ты идёшь?

Отражённый свет умирающего огня плясал на тёмной плоскости стола, играя в сверкающей стали, словно нечто густое и газообразное, витающее в тяжёлом воздухе. Я поднёс нож к лицу и долго разглядывал его расплывающийся облик, раздваивающийся и тающий под моим взглядом. Холодная сталь коснулась моего лба, и я совершенно ясно услышал далёкий плеск, разносившийся под уносящимися в высь, тёмными сводами. Каким манящим он был, но каким холодным и ужасным, там, в пустоте.

Идём.

— Прошептал я в ответ и отбросил нож в сторону.

Отдалённый, звонкий звук донёсся до меня, когда я уже погружался в странное и зыбкое забытье, быстро и неотвратимо затягивающее меня во что-то серое и колышущееся, словно я лежал на водной поверхности огромного океана, скованного мглой.

Далёкий звон, звон бьющегося стекла, металла или колокола доносился до моего пробуждающегося сознания. Не открывая глаз, я почувстсвовал, что просыпаюсь, и ощущение это не было сколь ни будь приятным. Что-то смутное, похожее на далёкий сон, где я разговаривал с кем-то, всплывало в моей памяти, неся с собой чувство нестерпимой тоски, причины которой я не понимал. Но звон, пришедший из моего сна, всё не уходил, становясь лишь явственней. Открыв глаза, я сначала не увидел ничего, кроме серой дымки высыхающих слёз, понимал я лишь одно, что было светло, и этот звон…, он почти сводил меня с ума. Сильнейший удар и, последовавший за ним грохот, заставили вскочить меня на ноги и, повинуясь какому-то инстинкту, броситься в угол комнаты, чтобы схватить, лежащий у стены меч, оказавшийся довольно тяжёлым.

— Открывай, именем Церкви, иначе будешь казнён на месте! — Раздался вдруг крик, и я понял, что доносится он из-за низкой двери, что была рядом с кроватью, но, вместе с этим, я неожиданно увидел, что нахожусь вовсе не в своём большом зале, а в маленькой комнате с голыми, каменными стенами и большой деревянной кроватью, стоявшей у низкого окна, сквозь мутное стекло которого в комнату струился яркий свет восходящего солнца, и проникал тот самый звук, звук частых ударов по металлическому предмету.