Болеро

Муж только посмеивался и добродушно нарезал ломти для бифштексов, разделывал курицу и вспарывал животы снулым рыбам. Он любил её кошмары. После них жена всегда искала ласки, а он ощущал себя ребёнком и защитником одновременно.

Зина не скрывала своего сна. Но всегда лукавила. Рассказывала, как лежит на кровати, как путается в занавесках свет луны, как залетает в приоткрытое окно запах яблоневого цвета, как рядом спит он, её муж (на самом деле Зина всегда была одна), и вот открывается дверь, и заходит кто-то большой, с огромным ножом (тонкая фигурка, да и нож не примечательных размеров), Зина кричит, бросается под кровать, и тогда он, её муж, просыпается, и убивает негодяя (полуобморочную Зину тащат за ногу, и перед глазами — полоска лезвия угрожает, гипнотизирует, а потом тот, вошедший, смеётся резко и коротко и уходит… ) Овдовев, она часто жалела, что лгать больше некому.

А теперь настороженный взгляд дочери, готовый вскинуться на лёгкий скрип двери, наваливался на неё, засыпал снегом лёгкие… Взгляд. То её взгляд. Папин взгляд. И не поможешь, всё уже сделано, всё решено. Выбор делает лишь время — как долго продержится Аня. Уже понятно, что меньше. А как долго продержится Ниночка? Интересно, дочь тоже осознает, сопоставит, тоже будет вспоминать свои кошмары с блаженством, как время, когда она могла спать?

Молодая Зина думала — на следующий раз я разгляжу лицо нападавшего. Нет, лучше вырву нож и ударю в ответ. Она не боялась, больше злилась на пренебрежение, выказанное её же кошмаром. ОН приходил напугать, а получив своё смеялся и уходил. Бейся в истерике, Зина! Глупая, кричащая дура-разиня! Ты не нужна мне! И Зина каждый раз поворачивалась к мужу, стараясь забыть тянущую ярость брошенной куклы. Наверное, он больше чем она ждал этих снов… По утрам Зина ощущала отголоски ночного бессилия, ненавистью разливающегося по всему дому. Она могла бы резать его ломтями и подавать к чаю, отравой для себя, отца и — кто там был раньше, от кого всё пошло? Где этот проклятый источник снов, которые уже льются из глаз дочери и таятся в не приснившихся пока кошмарах внучки?

В конце жизни отец не спал. Что ж, это был выход. Потому что порой выход — это красивое слово, обозначающее бегство. Иногда узел нужно просто разрубить. Беги, Зина, а потом оглядишься куда. И, о, пусть это поможет!

Сначала было сложно. Веки слипались сами собой. Но ночь за ночью она отвоёвывала у темноты минуты, пока однажды не одержала полную победу. Теперь можно не спать всю ночь и прислушиваться всю ночь и думать всю ночь о том, как бы снова уснуть… Мы всегда боимся не того, чего следует.

Иногда казалось, что она занимает собой всё пространство, растекается по дому щупальцами мыслей. Вот теперь были и страх и горечь и безмерная усталость, которую приносило ночное изнеможение. Оно захватывало так быстро и легко, что казалось естественным. Хорошо быть резиновой Зиной. У куклы не бывает кошмаров. Её помоют, накормят, а потом отправят обратно в магазин… Хотя какой магазин? Это сказки для детей. Когда кукла становится старой или бесполезной, её выбрасывают. Легко и просто. Сценаристы любят вселять в такие оболочки злых духов. Вырабатывают привычку бояться не того… Вплоть до последнего кадра. И даже после титров.

А они ведь близко, так близко! Смерть, как нерешительный сосед, топталась у дверей, Зина слышала её дыхание, слышала песчинки, рассыпающиеся под ногами… Но неужто финал только для неё? Неужели кукольный финал? Ведь есть кто-то, способный остановить кошмары, должен быть, иначе это никогда не кончится!

Она попробует объяснить, когда придёт время… Зина ждала каждую ночь. В уверенности — однажды дверь откроется внезапно и бесшумно, так, что не будет разницы между явью и сном. Войдёт, неслышно ступая одетыми в шерстяные носки ногами смерть, тонкая фигурка со знакомым и близким лицом, прикроет за собой дверь, стараясь не шуметь. И тогда Зина не станет прятаться под кроватью, тогда ей нужно будет успеть до яркого косого взмаха, сказать одну вещь — что всё не правильно и должно завершиться сейчас, навсегда и окончательно. Что это вопрос одного удара ножом. Да только слишком поздно для резиновой Зины. ОНА пропустила ЕГО через себя, дальше, и теперь завершать нужно не ею… ОНА виновата и согласна потерпеть пренебрежение последний раз. Это должен быть правильный удар, скажет Зина. И для него придётся подняться на второй этаж.