Две Анны

Впрочем, если молодой Голдаминг и чувствовал себя униженным, то никак этого не показал. Ева Миллер — старая дама, единственная признавшаяся в том, что она волк-оборотень. Остальные трое, несмотря на жестокие пытки, виновными себя не признавали, что вызывало у судьи неприкрытое раздражение.

Она приходила на заседания в любую погоду. Стояла ли изнуряющая жара, дул ли злой холодный ветер, или дождь шёл стеной, размывая дороги — ничто не могло заставить девушку изменить своей странной привычке. Приходила, смотрела на подсудимых, то опустив глаза, то робко улыбаясь и подмигивая. И по-видимому, была просто счастлива, когда на их бледных лицах мелькала улыбка, или когда её одаривали кивком головы или тёплым взглядом. Несколько раз девушка даже пыталась с ними заговорить, но судья тут же пресекал эти попытки:

«Вы злоупотребляете моей добротой, мисс Вирта! Покиньте зал!» Впрочем, удалить из зала он мог и без этого. Достаточно было слишком тепло, по мнению судьи, взглянуть на кого-нибудь из узников или слишком дерзко на него самого. Особенно если день выдавался дождливым. Выставить бедную девушку под дождь мистер Брэдбери был всегда рад.

«Я и так с Вами слишком мягок, мисс Вирта, — говорил он.

— Если бы не Ваше безумие, я не стал бы с Вами церемониться».

Да, её считали безумной. Говорили, что столь нездоровый интерес к приговорённым проснулся в ней после пожара в доме семьи Вирта. Девушка с матерью еле успели выскочить. А глава семьи сгорел заживо — на глазах у жены и дочери. Говорили, после этого бедняжка тронулась умом.

Этот день ничем не отличался от предыдущих. Мисс Вирта пришла, как обычно, к началу заседания. Сын лорда, увидев девушку, приветливо кивнул. Она поклонилась ему, его отцу, во взгляде которого была признательность, украдкой подмигнула Фэбу. Но тот, погружённый в свои мысли, на неё даже не посмотрел. Судья, заметив это, злорадно улыбнулся: вот так-то, мисс Вирта, мистеру Джонсу, по-видимому, сейчас не до симпатичных барышень. Впрочем, на собственную мать Фэб тоже не взглянул.

Так до конца заседания девушка и просидела рядом с миссис Джонс, глядя на её сына и разочарованно вздыхая всякий раз, не дождавшись даже поворота головы в её сторону.

Мистер Брэдбери морщил лоб. Очевидно, что-то в этих дамах ему не нравилось.

— Скажите, Уильям, — обратился он к своему секретарю, когда заседание закончилось.

— Как имя этой безумной?

— Анна, Ваша честь.

— А матери Джонса?

— Тоже Анна.

— Две Анны… Проклятие!

— Спасибо, милая, что пришла, — мать Фэба тепло обнимала Анну.

— Не за что, миссис Джонс. Я знаю, что Ваш сын невиновен. Так же, как молодой Голдаминг, мистер Хаусман и миссис Миллер.

— Ясное дело, настоящих оборотней искать не хотят, вот и хватают невиновных.

Невиновные… Сколько их уже отправили на костёр! Два года прошло с тех пор, как в лесу нашли растерзанный труп пастуха. Жители деревни в один голос утверждали, что видели крупного волка. Спустя неделю задрали мельника. Несчастный был ещё жив, когда люди его обнаружили. Шептал: это оборотень, оборотень.

Первым сожжённым был крестьянин Мэйсон, который под пыткой признался, что задрал пастуха и мельника.

Но через неделю после казни задрали неудачливого путника. Охота продолжалась.

Один за другим были казнены ещё восемь человек. На некоторое время ночные убийства прекращались. Но стоило жителям окрестных деревень вздохнуть в облегчением, снова находили чей-то растерзанный труп.

«Волк не один, — в панике перешептывались люди.

— Их целая стая».

Анна думала иначе.

Но как мужественно, чёрт побери, держались эти трое! Хаусман с любопытством слушал показания свидетелей, после чего долго и подробно их расспрашивал: как он превращался в волка, кого на их глазах загрыз, и полная ли была луна. Свидетели путались, нервничали. Добавлял им сложностей и молодой Голдаминг, чей взгляд даже за решёткой оставался спокойным, а осанка — величественной. А Фэб Джонс, уточняя подробности своего нападения, так и вовсе откровенно издевался.

«Видимо, почтенный Хью очень уж истово верует в Бога. Иначе каким чудом у него за одну ночь смог вырасти новый нос, — сказал он, когда узнал, что, пытаясь в волчьем обличьи загрызть старика, успел впиться в его нос острыми зубами.

— Да ещё так гладко, что ни одной царапины, ни одного шрама!».

В другой раз, выслушав показания дровосека Симонса, воскликнул:

«Какая неблагодарность! Напасть на Вас после того, как Вы не помешали ему ужинать несчастной Кэтрин и не пытались своим топором испортить ему аппетита!».

Однажды заметил, что, преследуя в лесу мистера Эванса, он чрезвычайно устал тащить за собой темницу, в которой тогда уже находился.

Фэбом девушка, пожалуй, восхищалась больше всего.