7 мин, 52 сек 19566
Телевизор, кстати, странным образом переключился на другой канал, музыкальный, а звук уменьшился до минимума.
— Я не галлюцинация, — сказал Рогволд, поглаживая свою неопрятную бороду.
— Я знаю, — печально ответил отец Геннадий.
— Весь самолет — из-за одного человека… Зачем было убивать столько людей?
— Вы забыли добавить — невинных. Если вы достаточно давно изучаете нас, то должны были уже понять, что ваши нормы морали к нам неприменимы. Ни христианские, ни иудейские, ни кришнаитские — никакие. То, что с вашей точки зрения — жестокость, с нашей — обыденное деяние. У нас вообще нет морали, если на то пошло.
— Вы сразу догадались, что Виктор… Что тот человек неспроста ходит на ваши представления?
— Наивный вопрос, — ухмыльнулся Рогволд.
— Я знал, что он появится, еще до того, как впервые его увидел.
— И что у вас на уме? Завоевать мир? Или уничтожить его?
— Ни в коем случае. Мир и так наш — им правят, в основном, те, кто получил от нас вторичный дар. Наполеон, Гитлер, Сталин — все они с великим удовольствием прошли через ритуал иву-иву, только чтобы повелевать. А историки потом думают-гадают, как это вдруг миллионы вроде бы нормальных людей с фанатичным блеском в глазах маршировали на смерть, повинуясь слову очередного малорослого психопата?
— Ну, а шаманы, экстрасенсы, гадалки? Ведь их тоже вы расплодили!
— Именно. Настоящих, к слову сказать, среди них немного. Большинство — просто жулики, никогда не слышавшие про таинство иву-иву. Но тут уж мы поделать ничего не можем — вините свою натуру, алчную до денег и чудес. Для нас нет отдельного человека, а есть мир в целом. И все ваши войны, катастрофы, эпидемии — это… — … просто ваш эксперимент, — закончил за него отец Геннадий.
— Без начала и конца. Вы забавляетесь, глядя, как люди делят деньги и власть, уничтожают друг друга и послушно следуют то за одним лжепророком, то за другим.
— Истинно так, — Рогволд прикрыл глаза в знак согласия.
— Только «забавляетесь» — не совсем точное слово. Мы не испытываем эмоций, сходных с вашими. Да, мы наблюдаем. О нашем существовании знают немногие. Но, пожалуй, вы — единственный, кто открыл тайну сам. Остальные — это те, к кому мы явились и предложили вторичный дар. Мы рядом с вами с начала времен. И никто еще из людей — ни один! — не отказался от нашего дара, хотя мы предупреждаем каждого: ритуал иву-иву опасен. Многие умирали, так и не пройдя его до конца.
— А те, кто прошел, обрели могущество разной степени. Трудно устоять перед таким соблазном, — печально констатировал священник.
— И каждый получал то, чего желал — необязательно богатство или влияние, хотя большинство жаждет именно этого, — продолжил Рогволд.
— Вам я тоже хочу предложить вторичный дар.
— Нет, — твердо сказал отец Геннадий.
— Я знаю, вам придется убить меня. Так убивайте!
— Не вижу смысла. Никто вам не поверит, если начнете о нас рассказывать. Никто не захочет поверить. Да вы и сами… Подумайте, стоит ли верить в нас. Ведь если допустить на минуту, что дело всей вашей жизни под угрозой, и что всякий раз, когда вы или кто-либо из ваших прихожан становится на колени и возносит молитву — на самом деле… — Замолчите! — отец Геннадий подался вперед и схватился рукою за грудь — слева, там где сердце.
— Всё не так! Вы — демоны, и место ваше в аду! Вы не можете посягать на власть Божию!
Рогволд встал.
— Я думал, вы умнее. Я ошибался.
Отец Геннадий зажмурился и перекрестил незнакомца. А, открыв глаза, обнаружил, что в комнате, кроме него самого, никого нет.
Но и запаха серы не ощущалось.
Христофор и Рогволд стояли на заснеженном горном плато, в сердце Швейцарских Альп. Луна светила ярко; завывал ветер. Рогволд был в своем неизменном плаще, а Христофор — в тонкой сорочке, надетой на голое тело.
— Скажи, брат Рогволд — этот священник, он… и вправду понял про нас всё, до конца?
— Может быть, может быть… Но теперь сам боится себе в этом признаться. Для нас он не опасен.
Христофор хохотнул. Затем обвел рукою окружающий пейзаж.
— Для нас вообще никто не опасен.
— Я не в этом смысле. Просто… Я так хотел бы, чтобы он прошел ритуал. Власть, деньги — этим, конечно, его не прельстить. Но он мог бы лечить людей, просвещать их, и ему внимали бы тысячи, миллионы… — И зачем? Ты забыл, что Добро и Зло — суть одно и то же? Это мы с тобою — Добро и Зло. Мы и несколько наших собратьев. Столько всяких имен нам дали люди за долгие века… Им было не понять — они славят и проклинают одних и тех же. Они просят помощи у тех самых, от кого в следующий миг с пеной у рта отрекаются. Уповают на олицетворяющих Тьму… — Но ведь дошли же некоторые из них до того, что Бог — един, — произнес Рогволд.
— Да, однако допустить, что этот Бог живет среди них… — Когда-нибудь поймут и это.
— Я не галлюцинация, — сказал Рогволд, поглаживая свою неопрятную бороду.
— Я знаю, — печально ответил отец Геннадий.
— Весь самолет — из-за одного человека… Зачем было убивать столько людей?
— Вы забыли добавить — невинных. Если вы достаточно давно изучаете нас, то должны были уже понять, что ваши нормы морали к нам неприменимы. Ни христианские, ни иудейские, ни кришнаитские — никакие. То, что с вашей точки зрения — жестокость, с нашей — обыденное деяние. У нас вообще нет морали, если на то пошло.
— Вы сразу догадались, что Виктор… Что тот человек неспроста ходит на ваши представления?
— Наивный вопрос, — ухмыльнулся Рогволд.
— Я знал, что он появится, еще до того, как впервые его увидел.
— И что у вас на уме? Завоевать мир? Или уничтожить его?
— Ни в коем случае. Мир и так наш — им правят, в основном, те, кто получил от нас вторичный дар. Наполеон, Гитлер, Сталин — все они с великим удовольствием прошли через ритуал иву-иву, только чтобы повелевать. А историки потом думают-гадают, как это вдруг миллионы вроде бы нормальных людей с фанатичным блеском в глазах маршировали на смерть, повинуясь слову очередного малорослого психопата?
— Ну, а шаманы, экстрасенсы, гадалки? Ведь их тоже вы расплодили!
— Именно. Настоящих, к слову сказать, среди них немного. Большинство — просто жулики, никогда не слышавшие про таинство иву-иву. Но тут уж мы поделать ничего не можем — вините свою натуру, алчную до денег и чудес. Для нас нет отдельного человека, а есть мир в целом. И все ваши войны, катастрофы, эпидемии — это… — … просто ваш эксперимент, — закончил за него отец Геннадий.
— Без начала и конца. Вы забавляетесь, глядя, как люди делят деньги и власть, уничтожают друг друга и послушно следуют то за одним лжепророком, то за другим.
— Истинно так, — Рогволд прикрыл глаза в знак согласия.
— Только «забавляетесь» — не совсем точное слово. Мы не испытываем эмоций, сходных с вашими. Да, мы наблюдаем. О нашем существовании знают немногие. Но, пожалуй, вы — единственный, кто открыл тайну сам. Остальные — это те, к кому мы явились и предложили вторичный дар. Мы рядом с вами с начала времен. И никто еще из людей — ни один! — не отказался от нашего дара, хотя мы предупреждаем каждого: ритуал иву-иву опасен. Многие умирали, так и не пройдя его до конца.
— А те, кто прошел, обрели могущество разной степени. Трудно устоять перед таким соблазном, — печально констатировал священник.
— И каждый получал то, чего желал — необязательно богатство или влияние, хотя большинство жаждет именно этого, — продолжил Рогволд.
— Вам я тоже хочу предложить вторичный дар.
— Нет, — твердо сказал отец Геннадий.
— Я знаю, вам придется убить меня. Так убивайте!
— Не вижу смысла. Никто вам не поверит, если начнете о нас рассказывать. Никто не захочет поверить. Да вы и сами… Подумайте, стоит ли верить в нас. Ведь если допустить на минуту, что дело всей вашей жизни под угрозой, и что всякий раз, когда вы или кто-либо из ваших прихожан становится на колени и возносит молитву — на самом деле… — Замолчите! — отец Геннадий подался вперед и схватился рукою за грудь — слева, там где сердце.
— Всё не так! Вы — демоны, и место ваше в аду! Вы не можете посягать на власть Божию!
Рогволд встал.
— Я думал, вы умнее. Я ошибался.
Отец Геннадий зажмурился и перекрестил незнакомца. А, открыв глаза, обнаружил, что в комнате, кроме него самого, никого нет.
Но и запаха серы не ощущалось.
Христофор и Рогволд стояли на заснеженном горном плато, в сердце Швейцарских Альп. Луна светила ярко; завывал ветер. Рогволд был в своем неизменном плаще, а Христофор — в тонкой сорочке, надетой на голое тело.
— Скажи, брат Рогволд — этот священник, он… и вправду понял про нас всё, до конца?
— Может быть, может быть… Но теперь сам боится себе в этом признаться. Для нас он не опасен.
Христофор хохотнул. Затем обвел рукою окружающий пейзаж.
— Для нас вообще никто не опасен.
— Я не в этом смысле. Просто… Я так хотел бы, чтобы он прошел ритуал. Власть, деньги — этим, конечно, его не прельстить. Но он мог бы лечить людей, просвещать их, и ему внимали бы тысячи, миллионы… — И зачем? Ты забыл, что Добро и Зло — суть одно и то же? Это мы с тобою — Добро и Зло. Мы и несколько наших собратьев. Столько всяких имен нам дали люди за долгие века… Им было не понять — они славят и проклинают одних и тех же. Они просят помощи у тех самых, от кого в следующий миг с пеной у рта отрекаются. Уповают на олицетворяющих Тьму… — Но ведь дошли же некоторые из них до того, что Бог — един, — произнес Рогволд.
— Да, однако допустить, что этот Бог живет среди них… — Когда-нибудь поймут и это.
Страница
2 из 3
2 из 3