Добавить в моё избранное
7 мин, 41 сек 349
Предали. Вместо дара проклятие подсунули.
Смирилась бы мало-помалу. Живут же люди, магии не зная. И я смогла бы. Всего-то положенный срок выдержать, даром ни разу не воспользовавшись. Истает тогда искорка внутри, проклятие за собой унесёт.
Да только вот сны мне снятся. И вижу в них себя, какой с детства мечтала быть. Стихии словам послушны. Любая болезнь перед руками моими отступает. Стоит захотеть — в небо могу птицей взмыть. Под облаками парить, где никаким демонам до меня не дотянуться.
Просыпаюсь — и страх наваливается душным облаком. Яркая ведь искра у меня, не у каждого мирла такая. А чем сильнее она, тем быстрей голоса появляются.
Сегодня к нам в обитель мирл приехал. Седьмой десяток ему пошёл. Я как о госте услышала, сердце чаще забилось. Подумала, как же он столько лет живёт с голосами-то? Может, способ нашёл какой, душу от демонов уберечь? Улучила минутку — и к нему. Спрашиваю, а руки дрожат от волнения. А вдруг?
Мирл хитро так усмехнулся, что сразу ясно — не первая я, и не последняя, кто вопрос этот задаёт. Только вот ничем он меня не порадует. Потому как живёт с голосами и поныне. Нет от них ни защиты, ни избавления.
Добавил лишь, что верно я поступила с отречением. Если со страхом перед голосами бестелесными справиться не могу, то и с искушением бы не совладала.
Тошно мне от слов этих сделалось. Ведь не просто мечту предаю — душу свою убиваю. Безо всяких демонов куколкой становлюсь. И словно лопнуло внутри что-то мерзкое, змеёй ядовитой свернувшееся.
Свела ладони чашей. Подождала, пока огонёк-звёздочка засияет. И протянула мирлу навстречу. Пусть наставником моим в магии будет. А с демонами я уж сама как-нибудь разберусь!
3. Воля
Трижды по тридцать и три минуло настоятельнице Стелле. Не вспоминалось, как юницей боялась и плакала по ночам, сетуя на судьбу-обманщицу.
С той поры, как покинула обитель, чтобы дар развивать, и началась истинная жизнь. Место и время всему нашлось: чудесам и голосам, благодарностям исцелённых и горькой ненависти тех, кому не успела помочь — бессильна магия перед смертью тела и тем паче духа… На шестом десятке пришло понимание, где дом: стала матерью-настоятельницей. И детки появились, воспитанники и воспитанницы. Такие же, как некогда и она, не решившиеся. Непросто от демонского искушения оберегать. Не поведаешь о сути глубинной, внутренней: или сам всё поймёшь, иль вовек не выучишься. Вот и жила, примером стараясь донести истину.
А ныне и вовсе тяжко пришлось: паренька привезли с деревни дальней, в оковы благословенные закованного. С искрой дара, что святые отцы не сразу заметили. Наслушался преданий от песнопевца заезжего, будто мирлов в старину на цепи держали и в бой вели, не во славу, а на погибель. И возомнил себя одним из них, а может, голоса подсобили.
Что ж теперь с ним станется? Нет от одержимости лекарства. В прежние времена не было, и теперь не додумали. Поворочалась мать-настоятельница с боку на бок и решилась проведать пленника, не дожидаясь утра. Но до того затеплила свечу, развернула изъятый из общей книжницы свиток и перечитала предание о Кене-чудовище.
Серы равнины бескрайние и звуки на них глухи, а краски тусклы. Отступись, настоятельница, не спасти тебе юнца безрассудного.
Не слушать.
Вниз по ступеням, к двери тяжёлой дубовой. Провернуть ключ в заговорённом замке, переступить порог и встретиться взглядом с глазами синими, точно небо полуденное.
Как же так? Охнула, схватилась за сердце, что проснулось и заметалось птахой заполошенно. Всю жизнь искала, пока молода — на чудо надеясь, а постарше стала, надежда сгинула. Не бывает у таких, как она, пары: простой люд уважает, но побаивается, а мирлам не до чужих демонов, своих хватает.
Освободи. Выпусти. Молодость тебе вернём, счастливы будете. Что тебе до других?
Потянулась к оковам, да опомнилась. Чудовище тогда одним дыханием две армии погубило, свою и вражескую. Много людей и мирлов полегло. Нельзя рисковать.
Но качнулся пленник вперёд, поймал протянутую ладонь губами. И нахлынуло.
Равнины пепельные, бескрайние. Фигурка одинокая маленькая. И под серым покрывалом бесчувствия бьётся, кричит живая душа.
«Услышь меня! Я здесь, рядом!» Вокруг призрачные тени стервятниками вьются, выжидая, кто подойти осмелится, чтобы враз силу свежую вытянуть да в мир людей попасть, телом овладев человеческим.
Охнула настоятельница: не демоны в пленника вселились — чужая душа проскользнула, о помощи взывая отчаянно.
Никогда о таком не слыхивала. И что делать — неведомо. Попробуешь вызволить — демонов в мир выпустишь. И уйти невмочь: в сердце сострадание и любовь всё пуще разгораются. И от огня того понимание вдруг проклюнулось: раз не судьба вдвоём на свободу вырваться, значит, волю нужно в себе найти.
Заметались тени-стервятники, почуяв неладное.
Смирилась бы мало-помалу. Живут же люди, магии не зная. И я смогла бы. Всего-то положенный срок выдержать, даром ни разу не воспользовавшись. Истает тогда искорка внутри, проклятие за собой унесёт.
Да только вот сны мне снятся. И вижу в них себя, какой с детства мечтала быть. Стихии словам послушны. Любая болезнь перед руками моими отступает. Стоит захотеть — в небо могу птицей взмыть. Под облаками парить, где никаким демонам до меня не дотянуться.
Просыпаюсь — и страх наваливается душным облаком. Яркая ведь искра у меня, не у каждого мирла такая. А чем сильнее она, тем быстрей голоса появляются.
Сегодня к нам в обитель мирл приехал. Седьмой десяток ему пошёл. Я как о госте услышала, сердце чаще забилось. Подумала, как же он столько лет живёт с голосами-то? Может, способ нашёл какой, душу от демонов уберечь? Улучила минутку — и к нему. Спрашиваю, а руки дрожат от волнения. А вдруг?
Мирл хитро так усмехнулся, что сразу ясно — не первая я, и не последняя, кто вопрос этот задаёт. Только вот ничем он меня не порадует. Потому как живёт с голосами и поныне. Нет от них ни защиты, ни избавления.
Добавил лишь, что верно я поступила с отречением. Если со страхом перед голосами бестелесными справиться не могу, то и с искушением бы не совладала.
Тошно мне от слов этих сделалось. Ведь не просто мечту предаю — душу свою убиваю. Безо всяких демонов куколкой становлюсь. И словно лопнуло внутри что-то мерзкое, змеёй ядовитой свернувшееся.
Свела ладони чашей. Подождала, пока огонёк-звёздочка засияет. И протянула мирлу навстречу. Пусть наставником моим в магии будет. А с демонами я уж сама как-нибудь разберусь!
3. Воля
Трижды по тридцать и три минуло настоятельнице Стелле. Не вспоминалось, как юницей боялась и плакала по ночам, сетуя на судьбу-обманщицу.
С той поры, как покинула обитель, чтобы дар развивать, и началась истинная жизнь. Место и время всему нашлось: чудесам и голосам, благодарностям исцелённых и горькой ненависти тех, кому не успела помочь — бессильна магия перед смертью тела и тем паче духа… На шестом десятке пришло понимание, где дом: стала матерью-настоятельницей. И детки появились, воспитанники и воспитанницы. Такие же, как некогда и она, не решившиеся. Непросто от демонского искушения оберегать. Не поведаешь о сути глубинной, внутренней: или сам всё поймёшь, иль вовек не выучишься. Вот и жила, примером стараясь донести истину.
А ныне и вовсе тяжко пришлось: паренька привезли с деревни дальней, в оковы благословенные закованного. С искрой дара, что святые отцы не сразу заметили. Наслушался преданий от песнопевца заезжего, будто мирлов в старину на цепи держали и в бой вели, не во славу, а на погибель. И возомнил себя одним из них, а может, голоса подсобили.
Что ж теперь с ним станется? Нет от одержимости лекарства. В прежние времена не было, и теперь не додумали. Поворочалась мать-настоятельница с боку на бок и решилась проведать пленника, не дожидаясь утра. Но до того затеплила свечу, развернула изъятый из общей книжницы свиток и перечитала предание о Кене-чудовище.
Серы равнины бескрайние и звуки на них глухи, а краски тусклы. Отступись, настоятельница, не спасти тебе юнца безрассудного.
Не слушать.
Вниз по ступеням, к двери тяжёлой дубовой. Провернуть ключ в заговорённом замке, переступить порог и встретиться взглядом с глазами синими, точно небо полуденное.
Как же так? Охнула, схватилась за сердце, что проснулось и заметалось птахой заполошенно. Всю жизнь искала, пока молода — на чудо надеясь, а постарше стала, надежда сгинула. Не бывает у таких, как она, пары: простой люд уважает, но побаивается, а мирлам не до чужих демонов, своих хватает.
Освободи. Выпусти. Молодость тебе вернём, счастливы будете. Что тебе до других?
Потянулась к оковам, да опомнилась. Чудовище тогда одним дыханием две армии погубило, свою и вражескую. Много людей и мирлов полегло. Нельзя рисковать.
Но качнулся пленник вперёд, поймал протянутую ладонь губами. И нахлынуло.
Равнины пепельные, бескрайние. Фигурка одинокая маленькая. И под серым покрывалом бесчувствия бьётся, кричит живая душа.
«Услышь меня! Я здесь, рядом!» Вокруг призрачные тени стервятниками вьются, выжидая, кто подойти осмелится, чтобы враз силу свежую вытянуть да в мир людей попасть, телом овладев человеческим.
Охнула настоятельница: не демоны в пленника вселились — чужая душа проскользнула, о помощи взывая отчаянно.
Никогда о таком не слыхивала. И что делать — неведомо. Попробуешь вызволить — демонов в мир выпустишь. И уйти невмочь: в сердце сострадание и любовь всё пуще разгораются. И от огня того понимание вдруг проклюнулось: раз не судьба вдвоём на свободу вырваться, значит, волю нужно в себе найти.
Заметались тени-стервятники, почуяв неладное.
Страница
2 из 3
2 из 3
