Всё утро новый жилец разгружал мебель. Нет, сам он не носил стулья и не втаскивал циклопический диван с кожаной обивкой. Он расхаживал возле машины и отрывисто командовал. Мрачные грузчики чертыхались, сплёвывая, но безропотно исполняли его приказы.
7 мин, 18 сек 1207
— Доброго денёчка! — пропела Ирина Петровна, аккуратная старушка, колдующая над кустами белых роз в небольшом палисаднике перед домом. — Вы в двадцать пятую переселяетесь?
— Угу, — буркнул мужчина и тут же бросился к грузчикам. — Боком, боком вноси! Глаза есть, безголовые?
— Вы очень смелый, — продолжила Ирина Петровна. — Заселяться в такую квартиру… — Какую квартиру, мамаша? Ты бы, мамаша, не лезла в чужие дела! — сверкнув глазами, рявкнул новосёл.
Старушка поджала губы, но упрямо добавила:
— Я бы на вашем месте поинтересовалась историей квартирки.
Мужчина демонстративно повернулся к ней спиной.
— Всё чисто. У меня проверка через прокуратуру, — буркнул он. Но это услышал только лохматый дворовый пёс, мирно дремавший под скамьёй у подъезда. Он приподнял одно ухо и пошевелил ноздрями, знакомясь с новыми запахами. Лоснящийся от пота мужик походил на что-то жирно-копчёное, напоминающее краковскую колбасу, а грузчики — на обглоданные куриные ножки. Пёс длинно зевнул и расслабленно замер, пригретый ласковым солнышком.
Его разбудили визги Мухиной из тридцатой квартиры. Старуху он недолюбливал за неприятный, скрипучий голос, но она частенько выносила ему остатки ужина, хотя и ругалась, что пёс чавкает, как свинья. Мухина напоминала сдобную сладкую печеньку, которую иногда совала ему в миску вместе с коктейлем из рассольника, котлет и кислой сметаны. За это дворовый страж терпел и её неприятный тембр, и склочный характер.
— Ишь, начальник нашёлся! — вопила Мухина, размахивая руками перед новым соседом. — Только приехал, а уже порядки свои разводит! У себя командуй, а к нам не лезь! Мы здесь сроду не запирались!
— Дверь должна быть закрыта, — отрезал мясистый. — Чтобы не шлялись… Наркоманы, алкаши, рвань всякая. А ты иди куда шла! Разоралась тут.
— Кто разоралась? Я разоралась?!
Мужчина рукой отстранил от себя скачущую Мухину и, достав мобильник, куда-то позвонил, после чего довольно заметил:
— Завтра дверь поставят. Нам тут посторонние не нужны.
— А как Толик будет заходить? — снова всполошилась Мухина. — Он вечно ключи теряет! Квартиру-то ему мать откроет, а в подъезд как войдёт?
— Кто такой Толик?
— Толик у нас особенный, он… он инвалид, — мягко ответила Ирина Петровна, выглядывая из своего окна на первом этаже.
— Психов надо лечить, — брезгливо сморщился «колбасный». — Или пусть живут в интернате.
— Интересно вы за всех решили, — покачала головой старушка. — Вы не правы, сосед. У нас тут злых людей никогда не было, потому что дом у нас добрый.
— А кошки? — продолжала бушевать Мухина. — Им-то как?
Кошек пёс не любил, хотя и не трогал. Зачем? Мясо у них невкусное, а пока придушишь, расцарапают до крови.
— Кошки пусть дома сидят, — отмахнулся мужик, вытирая платком вспотевшую лысину.
… К следующему вечеру подъезд украсила бурая железная дверь, а прикреплённый к ней скотчем листок гласил: «Для выдачи электронных ключей обращаться в квартиру 25».
— Опять двадцать пять! — проворчала Мухина, высыпая на газетку перед псом куриные косточки. — Что за квартира? Одни идиоты вселяются.
Пёс завилял хвостом. Он делал это мастерски — задирал хвост к небу и крутил им, как лопастями вертолёта.
На двери сосед не остановился. Через неделю наряд полиции выволок из подъезда чету Семёновых «за злостное нарушение общественного порядка».
— Зря он так, — сказала Ирина Петровна, выразительно поглядывая на окна нового жильца. — Семёновы совершенно безобидны.
— Подумаешь, выпивали, — поддакнул ей дедок с третьего этажа. — Ведь не тунеядствовали! Работали, свои же деньги прогуливали. А что пели громко… У самого-то до полуночи то телевизор орёт, то пылесос гудит.
— Не так уж и громко пели. Они надо мной живут — я ничего не слышала.
Пёс внимательно прислушивался к разговору. Семёновы — это те, что прямо из окна нередко бросали ему колбасу. Они чокались, тихо позвякивая, и каждую опрокинутую рюмку сопровождали подачкой. Колбаса у Семёновых была дешёвая, но пёс радовался и такой. Не хуже, чем плов без мяса от Михалыча, собеседника Ирины Петровны.
Старичок, помахав жалким кулачком, тоненько пожаловался:
— Не к добру это — мирных людей обижать! А хотя бы и выпивающих.
— Мне кажется, — медленно произнесла Ирина Петровна, — что ничего у него с дверью не выйдет. Правда, Вертолёт?
Пёс покрутил хвостом с двумя репьями на кончике и облизнулся. Старушкины угощенья — превосходнейшее меню из всех возможных! Путовые суставы, куриные головы… И рубец! От божественного запаха рубца Вертолёт терял разум, впадая в щенячий восторг. Он одобрительно гавкнул. Пёс жил здесь испокон веков и со дня сотворения его собачьего мира рядом ходил, кормил и почёсывал за ухом лучший человек на свете по имени Ирина Петровна — Творец Нерушимой Тверди Мироздания.
— Угу, — буркнул мужчина и тут же бросился к грузчикам. — Боком, боком вноси! Глаза есть, безголовые?
— Вы очень смелый, — продолжила Ирина Петровна. — Заселяться в такую квартиру… — Какую квартиру, мамаша? Ты бы, мамаша, не лезла в чужие дела! — сверкнув глазами, рявкнул новосёл.
Старушка поджала губы, но упрямо добавила:
— Я бы на вашем месте поинтересовалась историей квартирки.
Мужчина демонстративно повернулся к ней спиной.
— Всё чисто. У меня проверка через прокуратуру, — буркнул он. Но это услышал только лохматый дворовый пёс, мирно дремавший под скамьёй у подъезда. Он приподнял одно ухо и пошевелил ноздрями, знакомясь с новыми запахами. Лоснящийся от пота мужик походил на что-то жирно-копчёное, напоминающее краковскую колбасу, а грузчики — на обглоданные куриные ножки. Пёс длинно зевнул и расслабленно замер, пригретый ласковым солнышком.
Его разбудили визги Мухиной из тридцатой квартиры. Старуху он недолюбливал за неприятный, скрипучий голос, но она частенько выносила ему остатки ужина, хотя и ругалась, что пёс чавкает, как свинья. Мухина напоминала сдобную сладкую печеньку, которую иногда совала ему в миску вместе с коктейлем из рассольника, котлет и кислой сметаны. За это дворовый страж терпел и её неприятный тембр, и склочный характер.
— Ишь, начальник нашёлся! — вопила Мухина, размахивая руками перед новым соседом. — Только приехал, а уже порядки свои разводит! У себя командуй, а к нам не лезь! Мы здесь сроду не запирались!
— Дверь должна быть закрыта, — отрезал мясистый. — Чтобы не шлялись… Наркоманы, алкаши, рвань всякая. А ты иди куда шла! Разоралась тут.
— Кто разоралась? Я разоралась?!
Мужчина рукой отстранил от себя скачущую Мухину и, достав мобильник, куда-то позвонил, после чего довольно заметил:
— Завтра дверь поставят. Нам тут посторонние не нужны.
— А как Толик будет заходить? — снова всполошилась Мухина. — Он вечно ключи теряет! Квартиру-то ему мать откроет, а в подъезд как войдёт?
— Кто такой Толик?
— Толик у нас особенный, он… он инвалид, — мягко ответила Ирина Петровна, выглядывая из своего окна на первом этаже.
— Психов надо лечить, — брезгливо сморщился «колбасный». — Или пусть живут в интернате.
— Интересно вы за всех решили, — покачала головой старушка. — Вы не правы, сосед. У нас тут злых людей никогда не было, потому что дом у нас добрый.
— А кошки? — продолжала бушевать Мухина. — Им-то как?
Кошек пёс не любил, хотя и не трогал. Зачем? Мясо у них невкусное, а пока придушишь, расцарапают до крови.
— Кошки пусть дома сидят, — отмахнулся мужик, вытирая платком вспотевшую лысину.
… К следующему вечеру подъезд украсила бурая железная дверь, а прикреплённый к ней скотчем листок гласил: «Для выдачи электронных ключей обращаться в квартиру 25».
— Опять двадцать пять! — проворчала Мухина, высыпая на газетку перед псом куриные косточки. — Что за квартира? Одни идиоты вселяются.
Пёс завилял хвостом. Он делал это мастерски — задирал хвост к небу и крутил им, как лопастями вертолёта.
На двери сосед не остановился. Через неделю наряд полиции выволок из подъезда чету Семёновых «за злостное нарушение общественного порядка».
— Зря он так, — сказала Ирина Петровна, выразительно поглядывая на окна нового жильца. — Семёновы совершенно безобидны.
— Подумаешь, выпивали, — поддакнул ей дедок с третьего этажа. — Ведь не тунеядствовали! Работали, свои же деньги прогуливали. А что пели громко… У самого-то до полуночи то телевизор орёт, то пылесос гудит.
— Не так уж и громко пели. Они надо мной живут — я ничего не слышала.
Пёс внимательно прислушивался к разговору. Семёновы — это те, что прямо из окна нередко бросали ему колбасу. Они чокались, тихо позвякивая, и каждую опрокинутую рюмку сопровождали подачкой. Колбаса у Семёновых была дешёвая, но пёс радовался и такой. Не хуже, чем плов без мяса от Михалыча, собеседника Ирины Петровны.
Старичок, помахав жалким кулачком, тоненько пожаловался:
— Не к добру это — мирных людей обижать! А хотя бы и выпивающих.
— Мне кажется, — медленно произнесла Ирина Петровна, — что ничего у него с дверью не выйдет. Правда, Вертолёт?
Пёс покрутил хвостом с двумя репьями на кончике и облизнулся. Старушкины угощенья — превосходнейшее меню из всех возможных! Путовые суставы, куриные головы… И рубец! От божественного запаха рубца Вертолёт терял разум, впадая в щенячий восторг. Он одобрительно гавкнул. Пёс жил здесь испокон веков и со дня сотворения его собачьего мира рядом ходил, кормил и почёсывал за ухом лучший человек на свете по имени Ирина Петровна — Творец Нерушимой Тверди Мироздания.
Страница
1 из 3
1 из 3