В молодости был у меня авторитетный знакомый — Александр Константинович Абрамов, полковник в отставке, специалист по аэро— и космической съемке. Был он человеком умным, бывалым, на все имел свой необычный оригинальный взгляд. Именно от него я услышал рассказ о случае удивительной способности предвидения…
Добавить в моё избранное
2 мин, 45 сек 6765
В годы войны в штабе одной из авиационных армий с Абрамовым служил некий авиационный генерал, при котором состоял адъютантом загадочный малограмотный старший лейтенант, который явно не соответствовал занимаемой им должности. Тем не менее генерал держал его при себе всю войну и лишь однажды раскололся и поведал Абрамову удивительную историю.
Во время отступления в первые дни войны генерал ехал в полуторке, битком набитой офицерами и солдатами штаба эвакуировавшейся части. И вдруг какой-то стоявший вплотную к нему солдат, наклонившись, тихо сказал генералу: Сейчас в нашу машину попадет бомба. Нам надо как можно скорее ее покинуть!» И с этими словами выпрыгнул из грузовика в придорожный кювет. Генерал инстинктивно сиганул за ним следом. И тут же над грузовиком пролетел неведомо откуда взявшийся фашистский штурмовик, и раздался взрыв, разметавший на куски и машину, и ее пассажиров.
С этого момента солдат и генерал держались вместе все две недели отступления, и солдат каждый раз исправно предупреждал генерала о приближении смертельной опасности. При переформировании генерал приблизил к себе солдата-ясновидца, сделал его своим адъютантом, и тот на протяжении всей войны не раз проявлял свои необыкновенные предсказательские способности.
Позднее во время работы в НИИ мне довелось услышать от одного бывшего фронтовика историю о штурмане, который на протяжении нескольких лет войны ухитрялся так прокладывать боевые маршруты штурмовиков своего авиасоединения, что в нем практически не было потерь. Он как будто инстинктивно угадывал все грозящие своим самолетам опасности и умело обходил их… — А как же свобода воли? — допытывался я у Абрамова.
— Если мы делаем выбор по своей воле и несем за него ответственность, предвидение невозможно. Если же судьба обусловлена высшей силой, то наш выбор не свободен, мы за него не ответственны и потому неподсудны за свои действия!
— я думаю, судьба каждого человека предопределена свыше и в большинстве случаев человека судить за его решения нельзя, — ответил Абрамов.
— Но есть в жизни каждого из нас редкие моменты, некие точки ветвления судьбы, в которых человеку предоставляется выбор. И он должен делать его своей волей, под свою ответственность. За выбор, сделанный в такой момент, его и следует судить… Мне, например, такой выбор был предоставлен в самом начале первой мировой войны. Мой отец работал тогда на одном из больших Петроградских заводов. В детстве я был черноглаз, смугл, кудряв, и вот положила на меня глаз цыганка из остановившегося неподалеку табора.
— Послушай, мальчик, — говорила она.
— Если завтра утром пойдешь с нашим табором, мы сделаем из тебя настоящего цыгана. Ты увидишь много стран, побываешь в Индии, станешь большим нашим начальником. Цыгане будут тебя уважать, и у тебя будет очень большая власть. Если же ты с нами не пойдешь, то навсегда останешься в России, станешь довольно крупным военным, уважаемым человеком, но никогда не достигнешь той власти, которую получишь, став цыганом. Приходи завтра в табор в шесть часов утра, мы будем тебя ждать на улице… я проворочался с боку на бок всю ночь и под утро решился: встал на рассвете и начал красться к выходной двери. Меня остановила мать, которая, видно, что-то почувствовала. И я во всем ей признался. Она потом ходила по соседям и выяснила, что цыгане действительно ждали меня, но, поняв, что я не приду, ушли… Наши знакомые потом смеялись цыганкиному пророчеству: мол, где это видано, чтобы сын рабочего стал офицером в высоких чинах. Но произошла революция, и пророчество цыганки сбылось. я стал полковником, специалистом военных наук. А мог бы, если бы мать меня не удержала, стать цыганским бароном!
Во время отступления в первые дни войны генерал ехал в полуторке, битком набитой офицерами и солдатами штаба эвакуировавшейся части. И вдруг какой-то стоявший вплотную к нему солдат, наклонившись, тихо сказал генералу: Сейчас в нашу машину попадет бомба. Нам надо как можно скорее ее покинуть!» И с этими словами выпрыгнул из грузовика в придорожный кювет. Генерал инстинктивно сиганул за ним следом. И тут же над грузовиком пролетел неведомо откуда взявшийся фашистский штурмовик, и раздался взрыв, разметавший на куски и машину, и ее пассажиров.
С этого момента солдат и генерал держались вместе все две недели отступления, и солдат каждый раз исправно предупреждал генерала о приближении смертельной опасности. При переформировании генерал приблизил к себе солдата-ясновидца, сделал его своим адъютантом, и тот на протяжении всей войны не раз проявлял свои необыкновенные предсказательские способности.
Позднее во время работы в НИИ мне довелось услышать от одного бывшего фронтовика историю о штурмане, который на протяжении нескольких лет войны ухитрялся так прокладывать боевые маршруты штурмовиков своего авиасоединения, что в нем практически не было потерь. Он как будто инстинктивно угадывал все грозящие своим самолетам опасности и умело обходил их… — А как же свобода воли? — допытывался я у Абрамова.
— Если мы делаем выбор по своей воле и несем за него ответственность, предвидение невозможно. Если же судьба обусловлена высшей силой, то наш выбор не свободен, мы за него не ответственны и потому неподсудны за свои действия!
— я думаю, судьба каждого человека предопределена свыше и в большинстве случаев человека судить за его решения нельзя, — ответил Абрамов.
— Но есть в жизни каждого из нас редкие моменты, некие точки ветвления судьбы, в которых человеку предоставляется выбор. И он должен делать его своей волей, под свою ответственность. За выбор, сделанный в такой момент, его и следует судить… Мне, например, такой выбор был предоставлен в самом начале первой мировой войны. Мой отец работал тогда на одном из больших Петроградских заводов. В детстве я был черноглаз, смугл, кудряв, и вот положила на меня глаз цыганка из остановившегося неподалеку табора.
— Послушай, мальчик, — говорила она.
— Если завтра утром пойдешь с нашим табором, мы сделаем из тебя настоящего цыгана. Ты увидишь много стран, побываешь в Индии, станешь большим нашим начальником. Цыгане будут тебя уважать, и у тебя будет очень большая власть. Если же ты с нами не пойдешь, то навсегда останешься в России, станешь довольно крупным военным, уважаемым человеком, но никогда не достигнешь той власти, которую получишь, став цыганом. Приходи завтра в табор в шесть часов утра, мы будем тебя ждать на улице… я проворочался с боку на бок всю ночь и под утро решился: встал на рассвете и начал красться к выходной двери. Меня остановила мать, которая, видно, что-то почувствовала. И я во всем ей признался. Она потом ходила по соседям и выяснила, что цыгане действительно ждали меня, но, поняв, что я не приду, ушли… Наши знакомые потом смеялись цыганкиному пророчеству: мол, где это видано, чтобы сын рабочего стал офицером в высоких чинах. Но произошла революция, и пророчество цыганки сбылось. я стал полковником, специалистом военных наук. А мог бы, если бы мать меня не удержала, стать цыганским бароном!
