Все неприятности начинались со снов. Вообще, все всегда начиналось с Анкиных снов. Если ей снились крысы — шел дождь, если дождь — она опаздывала на работу, если работа — ссорилась с кем-то, да так, что только искры летели…
8 мин, 6 сек 12307
Вот и этот сон сулил неприятности. Ей снилась дверь в подвал. Та самая дверь, которую она видела каждый день, заходя в подъезд родного дома и кидая взгляд на пять ступеней вниз, прежде чем подняться на столько же ступеней вверх, чтобы вызвать старенький, изуродованный местными вандалами лифт. Взгляд давно уже кидался рефлекторно, и иногда она никак не могла вспомнить — смотрела ли она вниз? А если и смотрела — что видела? Если бы ее попросили описать эту дверь, она сделала бы это не сразу — так привычно характерен был взгляд, легкое движение глазных яблок чуть в сторону, движение, в котором память не принимала участия.
И эта, Богом и людьми забытая дверь, снилась Анке теперь почти каждую ночь. Старая, железная, когда-то выкрашенная зеленой краской, а теперь облупившаяся, как крыша на солнце, с ржавым висячим замком и не обитыми ступенями (кому туда спускаться-то?), она ясно стояла перед ее глазами всю ночь, и с ней почему-то ассоциировалось приглашение в гости. Это было так нелепо и даже чудовищно, что Анка мучилась во сне, пытаясь разгадать тайну странной ассоциации и, в конце концов, приходя к мысли, что до добра все это не доведет.
Неизвестно почему, но еще ни один из кошмарных снов так ее не нервировал. Она начала боятся темноты — предвестницы сна, и оттого раздражалась безо всякого повода. На что дочь, рассудительная девица семи лет от роду заметила: «Наверное, дядя-доктор тебе поможет!».
Взрослому человеку сложно признать, что у него появились проблемы с самим собой. Анка, конечно, жаловалась и на шефиню-истеричку, и на известную любой женщине усталость «налаженного быта», как она ее называла. Даже на недавно появившееся очередное сердечное увлечение успела наябедничать лучшей подруге Валюхе, проживавшей этажом ниже. Но признаться в том, что непорядок кроется не в других, а в тебе, не так-то просто. Да и как скажешь? «У меня появилась проблема»? Или: «Меня стали мучить кошмары»?
— Вот, точно, — говорила Валюха, стаскивая с волос бигуди перед зеркалом в ванной, — все зло от них, проклятых! Ту бабу в фильме цитировать можно дословно! Я ему всю жизнь отдала, а он?
Собиралась она при этом на очередную свиданку с очередным же хахалем.
Анка, молча скорчившись на диване, наблюдала за ней через коридор пустыми глазами, и из всей тирады, перемежавшийся чертыханиями, связанными с запутавшимися в бигуди волосами, слышала только одно: «Все зло от них, проклятых!» — А кто это — они? — вдруг спросила она.
Валюха повела на нее накрашенным глазом.
— Ты чего, подруга, не слушаешь, что ль?
— Я пойду, — сказала Анка, и поспешно выйдя в общий коридор, прислонилась к стене.
Ей неимоверно хотелось спать. Но было еще мясо. Размораживающийся кусок потел в миске у мойки и ждал своего часа. А есть надо было всем.
Анка закрыла за собой дверь, и заглянула в комнату дочери — той не было, должно быть ушла к подруге. Муж лежал на диване, и в его глазах гипнотически мерцали два синих экрана.
Она помыла руки, закрылась на кухне, включила радио, и принялась за мясо. Большущий кровавый кус показался ей теплым, хотя размораживать его она выставила недавно. Она брезгливо бросила его в раковину — смыть сукровицу, но вода вдруг с шипением и паром вырвалась из крана. Анка едва успела выхватить кусок из-под струи, окрасившейся в ржавчину, и, от неожиданности, так и застыла, с кровоточащим мясом в руках. Кухня внезапно поплыла туманом, а пресловутое мясо зашевелилось в ладонях. Вскрикнув, она уронила его и оглянулась на дверь — не слышал ли муж? Но в коридоре ничто не промелькнуло, и она перевела взгляд вниз, туда, где в кровавой луже лежал кусок. Плоти. Она поняла это внезапно. Это мясо было прежде живой плотью, а нынче ту плоть терзали черви в земле, и часть ее оказалась здесь, почему-то на ее кухне, а из крана все лилась и лилась дымящаяся кровь, а вовсе не ржавчина. Дом пошатнулся, она ясно ощутила движение под ногами, но люстра не шелохнулась, свет не мигнул, и соседние здания за окном, освещенные почти целиком в этот вечер выходного дня, так и остались на своем месте. Неладное творилось только с ней. Она смотрела безумным взором то в окно — в вечернее спокойствие города, то вниз — на истекающие останки неведомого тела, то на кран, из которого, не переставая, лилась кровь, и думала: «Боже, откуда же ее столько?». И ответ пришел неожиданно и просто: «Снизу, из подвала»….
Молча она прошла в ванную, смыла с рук кровь, расчесалась и умылась, и ушла в спальню, походя сказав мужу: «Я уронила мясо, подними, помой, и убери в холодильник — завтра приготовлю!». И таким голосом она это сказала, что голубые экраны только растерянно мигнули и пошли выполнять.
Анка легла в постель. Простыни приятно холодили горячую кожу. Сверху, снизу, слева и справа дом жил своей жизнью — этот шум мегаполиса никогда не оставлял тех, кто попадал в его сети. Странно, но ей и не понадобилось накрывать голову подушкой, чтобы избавиться от него.
И эта, Богом и людьми забытая дверь, снилась Анке теперь почти каждую ночь. Старая, железная, когда-то выкрашенная зеленой краской, а теперь облупившаяся, как крыша на солнце, с ржавым висячим замком и не обитыми ступенями (кому туда спускаться-то?), она ясно стояла перед ее глазами всю ночь, и с ней почему-то ассоциировалось приглашение в гости. Это было так нелепо и даже чудовищно, что Анка мучилась во сне, пытаясь разгадать тайну странной ассоциации и, в конце концов, приходя к мысли, что до добра все это не доведет.
Неизвестно почему, но еще ни один из кошмарных снов так ее не нервировал. Она начала боятся темноты — предвестницы сна, и оттого раздражалась безо всякого повода. На что дочь, рассудительная девица семи лет от роду заметила: «Наверное, дядя-доктор тебе поможет!».
Взрослому человеку сложно признать, что у него появились проблемы с самим собой. Анка, конечно, жаловалась и на шефиню-истеричку, и на известную любой женщине усталость «налаженного быта», как она ее называла. Даже на недавно появившееся очередное сердечное увлечение успела наябедничать лучшей подруге Валюхе, проживавшей этажом ниже. Но признаться в том, что непорядок кроется не в других, а в тебе, не так-то просто. Да и как скажешь? «У меня появилась проблема»? Или: «Меня стали мучить кошмары»?
— Вот, точно, — говорила Валюха, стаскивая с волос бигуди перед зеркалом в ванной, — все зло от них, проклятых! Ту бабу в фильме цитировать можно дословно! Я ему всю жизнь отдала, а он?
Собиралась она при этом на очередную свиданку с очередным же хахалем.
Анка, молча скорчившись на диване, наблюдала за ней через коридор пустыми глазами, и из всей тирады, перемежавшийся чертыханиями, связанными с запутавшимися в бигуди волосами, слышала только одно: «Все зло от них, проклятых!» — А кто это — они? — вдруг спросила она.
Валюха повела на нее накрашенным глазом.
— Ты чего, подруга, не слушаешь, что ль?
— Я пойду, — сказала Анка, и поспешно выйдя в общий коридор, прислонилась к стене.
Ей неимоверно хотелось спать. Но было еще мясо. Размораживающийся кусок потел в миске у мойки и ждал своего часа. А есть надо было всем.
Анка закрыла за собой дверь, и заглянула в комнату дочери — той не было, должно быть ушла к подруге. Муж лежал на диване, и в его глазах гипнотически мерцали два синих экрана.
Она помыла руки, закрылась на кухне, включила радио, и принялась за мясо. Большущий кровавый кус показался ей теплым, хотя размораживать его она выставила недавно. Она брезгливо бросила его в раковину — смыть сукровицу, но вода вдруг с шипением и паром вырвалась из крана. Анка едва успела выхватить кусок из-под струи, окрасившейся в ржавчину, и, от неожиданности, так и застыла, с кровоточащим мясом в руках. Кухня внезапно поплыла туманом, а пресловутое мясо зашевелилось в ладонях. Вскрикнув, она уронила его и оглянулась на дверь — не слышал ли муж? Но в коридоре ничто не промелькнуло, и она перевела взгляд вниз, туда, где в кровавой луже лежал кусок. Плоти. Она поняла это внезапно. Это мясо было прежде живой плотью, а нынче ту плоть терзали черви в земле, и часть ее оказалась здесь, почему-то на ее кухне, а из крана все лилась и лилась дымящаяся кровь, а вовсе не ржавчина. Дом пошатнулся, она ясно ощутила движение под ногами, но люстра не шелохнулась, свет не мигнул, и соседние здания за окном, освещенные почти целиком в этот вечер выходного дня, так и остались на своем месте. Неладное творилось только с ней. Она смотрела безумным взором то в окно — в вечернее спокойствие города, то вниз — на истекающие останки неведомого тела, то на кран, из которого, не переставая, лилась кровь, и думала: «Боже, откуда же ее столько?». И ответ пришел неожиданно и просто: «Снизу, из подвала»….
Молча она прошла в ванную, смыла с рук кровь, расчесалась и умылась, и ушла в спальню, походя сказав мужу: «Я уронила мясо, подними, помой, и убери в холодильник — завтра приготовлю!». И таким голосом она это сказала, что голубые экраны только растерянно мигнули и пошли выполнять.
Анка легла в постель. Простыни приятно холодили горячую кожу. Сверху, снизу, слева и справа дом жил своей жизнью — этот шум мегаполиса никогда не оставлял тех, кто попадал в его сети. Странно, но ей и не понадобилось накрывать голову подушкой, чтобы избавиться от него.
Страница
1 из 3
1 из 3