В час, когда взошла луна, риэлторы настигли Варлама.
5 мин, 27 сек 6686
Лунный свет падал на развалины часовни, отражался от желтых как тыква, с иссине-черными тенями, стен. В белесом тумане, затопившем долину, возвышались виселицы. Тела висельников, длинные, худые, вытянутые, были фиолетового цвета и слегка покачивались. Ступни их едва касались поверхности тумана. Должники, с горечью подумал Варлам и отвернулся.
Он чувствовал, что здесь не место для встречи с теми, кто предследовал его, но иного варианта он выбрать не успел. Настигли его, беда. Придется драться здесь — в скрипящей тишине старых виселичных столбов, среди желтых стен и фиолетовых трупов. Варлам с усилием вдохнул. Воздух был сырой и холодновато-упругий, он словно протекал сквозь легкие вниз, почти не насыщая кровь кислородом.
Удушье.
Знакомое ощущение, когда они рядом.
Они выступили из тумана и застыли — все как один высокие, похожие на каменных истуканов, оставленных здесь далекими уральскими предками Варлама. Идолы, подумал Варлам. Потом подумал другое: сволочи, как вы меня достали.
Прошла минута, затем пять. Они стояли в тех же самых позах, не шевельнув за это время ни единым мускулом. Люди так стоять не могут, но Варлам и не ожидал от них ничего человеческого. Идеальные хищники. Гемоглобиновые наркоманы. Твари. Социопаты, охотящиеся стаей — на этот раз. Варламу должно быть лестно.
Но лестно не было.
Было страшно.
— Вот он куда ухомяздился, — прозвучал голос.
— Начинайте, братья, ибо право наше насытиться горячей кровью, требухой и костным мозгом… Ибо сказано в писании: не ешь брата своего, а ешь ближнего своего, ибо он не кровь тебе, а душой на тебя не обижен будет. И потому на языке сладок.
— Оставьте меня в покое, — сказал Варлам, обращаясь к неподвижным фигурам. Сердце билось так, словно его уже засунули в стеклянную банку. Варлам почувствовал тошноту.
— Или… будет хуже.
Голос потусторонний, слабый. Словно полумертвый кролик, застывший в лучах фар. А ты и есть кролик, подумал Варлам отрешенно, и поднял пугач. Он сделал оружие сам. Отпилил кусок лыжной палки, расплющил один конец и загнул; набил получившийся ствол серой со спичек, затолкал комок бумаги вместо пыжа, сыпанул гвоздей и монеток, и в — в финале — вставил в ствол серебряную сережку. Из женского уха, мертвого уха.
Из бледного мертвого уха.
За тебя, Маня. Варлам выпрямился. За тебя, Володька. Скрывать оружие бесполезно, они все видят. Он умрет среди этих желтых стен. Впрочем, надежда всегда есть. Это самое мучительное. Именно благодаря надежде Володька оставался в живых, когда с него пластами срезали мясо — на мать-их-роллы. Роллы! Тоже мне японцы выискались. Варлам против воли увидел бар на привокзальной площади. Как он называется? «ВЫ-СУШИ». Популярное в городе местечко.
В тонкие пластинки мяса заворачивают вареный рис, пропитанный яблочным уксусом, в середку втыкают огурец или авокадо. Занят этим повар-киргиз в заляпанном кровью переднике, пахнущий рыбой, с медицинской книжкой, купленной на рынке. Руки у него грязные. Варлам почувствовал приступ ненависти.
Сколько им задолжал Володька?
Литр? Два? Три?
Или — десять?
Он, видимо, приходил туда каждый день — топал пешком от ремонтного завода до вокзала, а это километра три через сосновую рощу и железнодорожные пути. В конце-концов Володька так ослабел, что вынужден был дожидаться автобуса, который ходил раз в час и всегда опаздывал. Однажды Варлам ехал по делам и увидел старого приятеля, бредущего по улице. Притормозил. Открыл дверцу красного жигуленка. Давай подброшу, — сказал Варлам, — тебе куда? И отшатнулся, когда Володька поднял глаза.
Варлам тогда не спросил, почему друг неловко держит левую руку и не опирается спиной на сиденье. Спасибо, сказал тот Варламу. Очень выручил.
Не за что, сказал Варлам. Володя, ты болен? На тебе лица нет.
Володька слабо улыбнулся:
— Пока еще есть.
Тогда Варлам не понял, что означает эта фраза. Позже, когда с Маней случилось несчастье, и онкологи умыли руки, он понял. Конечно. И пришел к бывшему другу. Володька сидел на продавленном диване и смотрел телевизор. Голубые тени от экрана ложились на изможденное лицо старика, только отдаленно напоминавшего старого Володьку. Сейчас вместо слегка полноваго крепыша, на Варлама смотрел скелет.
— Все очень просто, — сказал скелет.
— Ты заключаешь договор. Твоя кровь в обмен на их помощь. Цену назначают они. Двадцать литров… двести литров. Всегда по-разному. Понимаешь?
И еще скелет сказал:
— Не связывайся с ними.
Варлам объяснил, что другого выхода не видит. Иначе Маня… а это все, что у меня есть… Скелет пожал плечами: да, это все что у тебя есть. Поэтому этим так легко с нами.
— Они называют себя «риэлторы», — сказал Володька.
— Потому что занимаются недвижимостью.
Он чувствовал, что здесь не место для встречи с теми, кто предследовал его, но иного варианта он выбрать не успел. Настигли его, беда. Придется драться здесь — в скрипящей тишине старых виселичных столбов, среди желтых стен и фиолетовых трупов. Варлам с усилием вдохнул. Воздух был сырой и холодновато-упругий, он словно протекал сквозь легкие вниз, почти не насыщая кровь кислородом.
Удушье.
Знакомое ощущение, когда они рядом.
Они выступили из тумана и застыли — все как один высокие, похожие на каменных истуканов, оставленных здесь далекими уральскими предками Варлама. Идолы, подумал Варлам. Потом подумал другое: сволочи, как вы меня достали.
Прошла минута, затем пять. Они стояли в тех же самых позах, не шевельнув за это время ни единым мускулом. Люди так стоять не могут, но Варлам и не ожидал от них ничего человеческого. Идеальные хищники. Гемоглобиновые наркоманы. Твари. Социопаты, охотящиеся стаей — на этот раз. Варламу должно быть лестно.
Но лестно не было.
Было страшно.
— Вот он куда ухомяздился, — прозвучал голос.
— Начинайте, братья, ибо право наше насытиться горячей кровью, требухой и костным мозгом… Ибо сказано в писании: не ешь брата своего, а ешь ближнего своего, ибо он не кровь тебе, а душой на тебя не обижен будет. И потому на языке сладок.
— Оставьте меня в покое, — сказал Варлам, обращаясь к неподвижным фигурам. Сердце билось так, словно его уже засунули в стеклянную банку. Варлам почувствовал тошноту.
— Или… будет хуже.
Голос потусторонний, слабый. Словно полумертвый кролик, застывший в лучах фар. А ты и есть кролик, подумал Варлам отрешенно, и поднял пугач. Он сделал оружие сам. Отпилил кусок лыжной палки, расплющил один конец и загнул; набил получившийся ствол серой со спичек, затолкал комок бумаги вместо пыжа, сыпанул гвоздей и монеток, и в — в финале — вставил в ствол серебряную сережку. Из женского уха, мертвого уха.
Из бледного мертвого уха.
За тебя, Маня. Варлам выпрямился. За тебя, Володька. Скрывать оружие бесполезно, они все видят. Он умрет среди этих желтых стен. Впрочем, надежда всегда есть. Это самое мучительное. Именно благодаря надежде Володька оставался в живых, когда с него пластами срезали мясо — на мать-их-роллы. Роллы! Тоже мне японцы выискались. Варлам против воли увидел бар на привокзальной площади. Как он называется? «ВЫ-СУШИ». Популярное в городе местечко.
В тонкие пластинки мяса заворачивают вареный рис, пропитанный яблочным уксусом, в середку втыкают огурец или авокадо. Занят этим повар-киргиз в заляпанном кровью переднике, пахнущий рыбой, с медицинской книжкой, купленной на рынке. Руки у него грязные. Варлам почувствовал приступ ненависти.
Сколько им задолжал Володька?
Литр? Два? Три?
Или — десять?
Он, видимо, приходил туда каждый день — топал пешком от ремонтного завода до вокзала, а это километра три через сосновую рощу и железнодорожные пути. В конце-концов Володька так ослабел, что вынужден был дожидаться автобуса, который ходил раз в час и всегда опаздывал. Однажды Варлам ехал по делам и увидел старого приятеля, бредущего по улице. Притормозил. Открыл дверцу красного жигуленка. Давай подброшу, — сказал Варлам, — тебе куда? И отшатнулся, когда Володька поднял глаза.
Варлам тогда не спросил, почему друг неловко держит левую руку и не опирается спиной на сиденье. Спасибо, сказал тот Варламу. Очень выручил.
Не за что, сказал Варлам. Володя, ты болен? На тебе лица нет.
Володька слабо улыбнулся:
— Пока еще есть.
Тогда Варлам не понял, что означает эта фраза. Позже, когда с Маней случилось несчастье, и онкологи умыли руки, он понял. Конечно. И пришел к бывшему другу. Володька сидел на продавленном диване и смотрел телевизор. Голубые тени от экрана ложились на изможденное лицо старика, только отдаленно напоминавшего старого Володьку. Сейчас вместо слегка полноваго крепыша, на Варлама смотрел скелет.
— Все очень просто, — сказал скелет.
— Ты заключаешь договор. Твоя кровь в обмен на их помощь. Цену назначают они. Двадцать литров… двести литров. Всегда по-разному. Понимаешь?
И еще скелет сказал:
— Не связывайся с ними.
Варлам объяснил, что другого выхода не видит. Иначе Маня… а это все, что у меня есть… Скелет пожал плечами: да, это все что у тебя есть. Поэтому этим так легко с нами.
— Они называют себя «риэлторы», — сказал Володька.
— Потому что занимаются недвижимостью.
Страница
1 из 2
1 из 2