Элизабет Вудстоун

«Маленькие муравьишки. Ей всегда так нравилось в детстве за ними наблюдать! Копошатся, бегают. Спешат, считая свою работу самой важной на всем свете. Работают. Деловитые такие… Смешные… А стоит только протянуть ладошку и высыпать на них — медленно, почти по крупицам, — всю принесенную соль — и они начинают бегать, мельтешить… Как будто конец Света пришел. Во главе со всеми Всадниками Апокалипсиса. И прочими мифическими героями… Но теперь у Элизабет появились чуть другие интересы. Точнее, они просто сместились — с муравьишек на людишек. А что? Ведь такие же забавные. Такие же деловитые. И точно так же верят в собственную значимость. И — точно такие же козявки. А только нарушишь — даже чуть-чуть, слегка, — их спокойствие — и в панике замельтешат, забегают. А потом всё равно забудут. Даже не потом — почти сразу. Потому что у них и выхода-то другого нет… А ведь и правда — что им остается делать? И каждый раз Лиз убеждалась в схожести человечков и муравьев. Но гораздо, гораздо интересней было отлавливать их по одному. Осторожно, не давая укусить себя — конечно, ведь боль так неприятна… — осматривать. Быть может, по одной, аккуратно — отрывать лапки. Они ведь так смешно умирают!… И точно так же — смешно, — умирают и люди… Элиз тряхнула головой, убирая оттуда все воспоминания и прочие… неприятные — или слишком уж приятные мысли. Вообще-то у неё и так была цель и задачи. На этот раз — поставленные самой себе. Без приказки и прочего. Ну а ведь почему бы и нет? Тем более, что… месть, черт побери, это так приятно… И пусть эта месть свершится нескоро. В этом и её прелесть — она будет подготовлена. Ловушка расставлена, сеть растянута. И на этот раз в эту сеть должен угодить Янсен. Чтобы знал — как на неё орать. Чтобы знал — как предпочитать одиночество её обществу. Знал — как на её глазах нежничать с человеческой девчонкой. Девчонкой? Ведь это он сам выбрал… Идиот. Нет никого страшнее оскорбленной женщины. И он это запомнит. Ну а сейчас — один из сладких моментов приготовления. Приготовления большой-большой такой гадости вриколакосу. А заодно — маленькая пакость на радость себе… Здесь она бывала за последний месяц часто. А ведь и не знала, что это знакомство может быть таким выгодным… для будущего. Серый дворик, заполненный машинами — сейчас заполненный. Но больше всего выделяются, конечно, темно-вишневый пикап зверских размеров да блестящий Харлей. Харлей тут только потому, что хозяин его явно куда-то намыливался… Губы Осы скривились в усмешке. Как жаль, что Слав сегодня так и не покатается. У неё для него на сегодня абсолютно другие планы. А ведь и дрессированные муравьи… ну, нет. Этого белобрысого назвать муравьем даже язык как-то не поворачивается… Пускай… Хомячок, да. Белобрысый, зубастый — без сомнения, — но хомячок. Потому что такой же забавный. И перед ней — беспомощный. Зато пушистый. Лиз ещё раз тряхнула волосами и, поправив слишком рано сползшую с плеча бретельку платья, вышла из машины. А ведь холодно… Но ничего — близко. Палец замер у дверного звонка. Почему-то вдруг хомячка стало жалко. На мгновение. Элизабет намощила нос и чуть осклабилась — как же, будет она жалеть… домашнее животное. Глупенькое домашнее животное. Усмешка. Палец нажимает кнопку. В квартире раздается звон.

— И кого это принесло в та… — дверь открывается, глухое рычащее ворчание прекращается, оставив на лице Полесны только удивление, — Элиз?!— Доброго вечера… эм… ночи, Мстислав, — девушка чуть застенчиво улыбнулась, — осторожно наступая на мужчину, — Разве тебе не пришло сообщение, что я заеду? Похоже, Гибсон задумался. Попытался вспомнить. Нахтцеррет захотелось даже пожалеть его — ну оно, так… напрягаться. Но Слав хмыкнул и отступил, пропуская её внутрь. Называется, вспомнить — не вспомнил, но женщина в доме, а особенно к ночи — вполне себе хорошо.

— Ну, рассказывай, как ты, Слав? Не обращая внимания на взгляд Полесны, с неопределенными эмоциями скользнувшего по её ногам вверх, по платью, по шее — к глазам, Лиз медленно-чинно прошествовала по коридору, стуча каблучками.

— А что рассказывать? — рука человека дернулась к груди, где обыкновенно болтался бегунок молнии косухи, не нашла его и продолжила свой путь вверх, окончательно остановившись — запутавшись, что ли? — только в густых блондинистых волосах, — Всё как и было. Работа работается… Несмотря на то, что меня крупно подставили… — Подставили? — Вудстоун подняла голову от снимаемой туфли, — Кто это тебя так?— Да знакомый один, — ладонь Полесны опять было дернулась к несуществующей молнии. Нет, сдержался, — Предложил работу. Хорошую. Я и согласился. Дурак.

— И что? Полесны скривился, упираясь плечом в косяк.

— Blod Brodre. Теперь я работаю у них. Элизабет выпрямилась, пнув туфли куда-то в сторону двери.

— А кто?… Гибсон фыркнул, закатив глаза.

— Янсен твой.

— А… Стой, — нахтцеррет замерла, округлив глаза, — Ты теперь у них работаешь? А ведь это совсем на руку… Девушка опять наклонилась, пряча в волосах довольную улыбку.