Окраинная площадь была пуста, горожане попрятались по своим каменным будкам, не в силах совладать с красотой этой лунной ночи и страхом перед нами. Как же! Мы для них — воры, колдуны, побирушки. Вон выглядывают из-за занавесок, не заберёмся ли мы в их помойные кадки, не начнём ли тягать за хвосты их кошек.
Добавить в моё избранное
7 мин, 27 сек 16992
— Ада, горгио нас не любят. Они нас ненавидят, — прошептала я.
— Сегодня они обзывали нас кровопийцами.
Старуха грустно поджала сухие губы, сморщенное лицо исказила гримаса разочарования. В тусклых стальных глазах заплясала обида и боль, которой хватило бы на весь мир. Она кивнула на гомонящую толпу: мол, табор не обращает на горгио внимания, и тебе не стоит.
Слава, Алако! Сегодня мы последний день в городе, а завтра — снова серая пыль дорог, поднятая копытами лошадей, будет забиваться в нос и глаза. Сегодня табор веселился, в предвкушении дороги. Прямо посреди площади полыхал костёр. Шандор, отстукивая об мостовую такт каблуком, заставлял стонать страстными переливами семиструнку. Красивые женщины в цветастых лоскутных юбках, белозубо улыбаясь, кружили, как бабочки, вокруг костра. Некоторые хвастливо звенели монистами из начищенных до блеска медяшек. Горгио говорят, что это золото. Но куда нам до золота и дорогих ярких тряпок, дал бы Алако кусок хлеба.
Шандор тряхнул чёрными кудрями, и музыка затихла на одной звенящей ноте. Женщины-бабочки отлетели от костра, точно их распугал порыв ветра. Цыган обвёл табор пристальным взглядом и, заметив молодую женщину с алой розой в длинных, пушистых волосах, попросил:
— Спой, Гитана.
— Гитана, спой, — подхватили остальные.
— Спой!
Женщина наигранно смутилась, заулыбалась, а потом прикрыла глаза и запела:
— Ай, да зазнобила… Медленные и томные звуки её глубокого голоса, лишь едва разбавленные треском костра, поплыли над площадью.
В переулке, неподалёку от нашей скособоченной кибитки, мелькнула тень. Воры? Да что они найдут у нас, убогих? И всё же.
— Ада, я посмотрю, кто там, — я подскочила на ноги.
Старуха отрицательно закрутила головой, протянула ко мне костлявые руки в коричневых пятнах.
— Не волнуйся, я только на минутку, — шепнула я.
— Ты мою головку, — Гитана распахнула глаза и озорно посмотрела на Шандора.
Он взял едва слышный аккорд, поддерживая её голос.
— Ай, да зазнобила мою раскудрявую, — песня струн слилась с песней голоса и закружилась вокруг костра в безумном танце.
Я, подобрав просторную юбку, подбежала к кибитке и оглянулась — Ада недовольно качала головой. Женщины-бабочки вновь закружились вокруг костра, осторожно ступая босыми ногами на колючую мостовую. Сбоку в такт каблуку Шандора вспорхнула, слабо блеснув, сталь. Она бы могла оказаться частью развернувшегося у костра действа, привлечь страстные, жаркие взгляды к её обладателю, если бы не коснулось моего горла, а чья-то сильная рука не схватила меня.
— Ни звука, — прошептал человек, оттягивая меня в сторону тёмного переулка.
Я даже не успела испугаться и послушно повторяла его движения.
Переулок был пустой и грязный, как и большинство на окраинах города. Фонарей здесь не было, и в тусклом свете луны начинало казаться, что в каждом клочке тьмы прячется сам Бенг. Но я знала наверняка, что Бенг сейчас толкает меня в спину и жалит шею стальным лезвием.
— Что тебе надо, горгио? — прошептала я, когда звуки табора стали едва различимы.
Нож на мгновение сильней впился в мою шею, но тут же отстранился. Человек дёрнул меня в тёмный, узкий зазор между домами, спугнув пару одичавших кошек.
— Не будешь кричать? — спросил мужчина.
— Вот ещё, — прошептала я.
— Всё равно никто не услышит.
Он с недоверием отстранил нож, но не спрятал, готовый в любой момент ударить меня. Однако я и не думала кричать. Раз не убил до сих пор, то теперь уж точно не станет.
— Только не беги, — он осторожно отпустил меня и развернул за плечо, позволяя лунному свету лизнуть мои щёки и глаза.
Я не могла разглядеть лицо, на его месте была сплошная чёрная тень. Человек был высоким и сутулым, мешковатая, грубая одежда лишь подчёркивала это. И хоть я не видела его глаз, но чувствовала удивлённый взгляд.
— Ты не похожа на цыганку, — прошептал он.
— Неужели? — отозвалась я.
— Да, — подтвердил он.
— У тебя светлые волосы и глаза, и черты лица… — он махнул рукой перед собой, точно пытался вылепить из воздуха статую, — ну, не цыганские.
— И из-за этого ты меня утащил с праздника?
— Нет. Ты не та, кто мне нужна.
— И кто же тебе нужен, горгио?
— Ведьма. Мне сказали, что это её повозка. Она навела порчу на мою жену и украла душу моего ребёнка, и он умер некрещёным. Святой старец сказал, что пока я не убью ведьму, душа младенца будет мучиться в аду, и не позволит нам завести других детей.
— И с чего же ты решил, что именно из-за нашей женщины умер твой ребёнок, — я с прищуром взглянула во тьму, надеясь, что смотрю прямо ему в глаза.
— Старец сказал. И вообще, цыгане они… — мужчина опять развёл руками, не в силах подобрать нужные слова, — мерзостные колдуны, об этом все знают.
— Сегодня они обзывали нас кровопийцами.
Старуха грустно поджала сухие губы, сморщенное лицо исказила гримаса разочарования. В тусклых стальных глазах заплясала обида и боль, которой хватило бы на весь мир. Она кивнула на гомонящую толпу: мол, табор не обращает на горгио внимания, и тебе не стоит.
Слава, Алако! Сегодня мы последний день в городе, а завтра — снова серая пыль дорог, поднятая копытами лошадей, будет забиваться в нос и глаза. Сегодня табор веселился, в предвкушении дороги. Прямо посреди площади полыхал костёр. Шандор, отстукивая об мостовую такт каблуком, заставлял стонать страстными переливами семиструнку. Красивые женщины в цветастых лоскутных юбках, белозубо улыбаясь, кружили, как бабочки, вокруг костра. Некоторые хвастливо звенели монистами из начищенных до блеска медяшек. Горгио говорят, что это золото. Но куда нам до золота и дорогих ярких тряпок, дал бы Алако кусок хлеба.
Шандор тряхнул чёрными кудрями, и музыка затихла на одной звенящей ноте. Женщины-бабочки отлетели от костра, точно их распугал порыв ветра. Цыган обвёл табор пристальным взглядом и, заметив молодую женщину с алой розой в длинных, пушистых волосах, попросил:
— Спой, Гитана.
— Гитана, спой, — подхватили остальные.
— Спой!
Женщина наигранно смутилась, заулыбалась, а потом прикрыла глаза и запела:
— Ай, да зазнобила… Медленные и томные звуки её глубокого голоса, лишь едва разбавленные треском костра, поплыли над площадью.
В переулке, неподалёку от нашей скособоченной кибитки, мелькнула тень. Воры? Да что они найдут у нас, убогих? И всё же.
— Ада, я посмотрю, кто там, — я подскочила на ноги.
Старуха отрицательно закрутила головой, протянула ко мне костлявые руки в коричневых пятнах.
— Не волнуйся, я только на минутку, — шепнула я.
— Ты мою головку, — Гитана распахнула глаза и озорно посмотрела на Шандора.
Он взял едва слышный аккорд, поддерживая её голос.
— Ай, да зазнобила мою раскудрявую, — песня струн слилась с песней голоса и закружилась вокруг костра в безумном танце.
Я, подобрав просторную юбку, подбежала к кибитке и оглянулась — Ада недовольно качала головой. Женщины-бабочки вновь закружились вокруг костра, осторожно ступая босыми ногами на колючую мостовую. Сбоку в такт каблуку Шандора вспорхнула, слабо блеснув, сталь. Она бы могла оказаться частью развернувшегося у костра действа, привлечь страстные, жаркие взгляды к её обладателю, если бы не коснулось моего горла, а чья-то сильная рука не схватила меня.
— Ни звука, — прошептал человек, оттягивая меня в сторону тёмного переулка.
Я даже не успела испугаться и послушно повторяла его движения.
Переулок был пустой и грязный, как и большинство на окраинах города. Фонарей здесь не было, и в тусклом свете луны начинало казаться, что в каждом клочке тьмы прячется сам Бенг. Но я знала наверняка, что Бенг сейчас толкает меня в спину и жалит шею стальным лезвием.
— Что тебе надо, горгио? — прошептала я, когда звуки табора стали едва различимы.
Нож на мгновение сильней впился в мою шею, но тут же отстранился. Человек дёрнул меня в тёмный, узкий зазор между домами, спугнув пару одичавших кошек.
— Не будешь кричать? — спросил мужчина.
— Вот ещё, — прошептала я.
— Всё равно никто не услышит.
Он с недоверием отстранил нож, но не спрятал, готовый в любой момент ударить меня. Однако я и не думала кричать. Раз не убил до сих пор, то теперь уж точно не станет.
— Только не беги, — он осторожно отпустил меня и развернул за плечо, позволяя лунному свету лизнуть мои щёки и глаза.
Я не могла разглядеть лицо, на его месте была сплошная чёрная тень. Человек был высоким и сутулым, мешковатая, грубая одежда лишь подчёркивала это. И хоть я не видела его глаз, но чувствовала удивлённый взгляд.
— Ты не похожа на цыганку, — прошептал он.
— Неужели? — отозвалась я.
— Да, — подтвердил он.
— У тебя светлые волосы и глаза, и черты лица… — он махнул рукой перед собой, точно пытался вылепить из воздуха статую, — ну, не цыганские.
— И из-за этого ты меня утащил с праздника?
— Нет. Ты не та, кто мне нужна.
— И кто же тебе нужен, горгио?
— Ведьма. Мне сказали, что это её повозка. Она навела порчу на мою жену и украла душу моего ребёнка, и он умер некрещёным. Святой старец сказал, что пока я не убью ведьму, душа младенца будет мучиться в аду, и не позволит нам завести других детей.
— И с чего же ты решил, что именно из-за нашей женщины умер твой ребёнок, — я с прищуром взглянула во тьму, надеясь, что смотрю прямо ему в глаза.
— Старец сказал. И вообще, цыгане они… — мужчина опять развёл руками, не в силах подобрать нужные слова, — мерзостные колдуны, об этом все знают.
Страница
1 из 3
1 из 3
