Пока горитъ свѣча

С одной мерки захмелел, и всю ночь проспал, хотя раньше, бывало, и с двух ковшей вина оземь не бился. А утром пришедшие на дойку бабы одной коровы не досчитались. Свёл кто-то Мураву криворогую. Хозяин наказал ему отыскать пропажу, да только где найдёшь, если не знаешь, кто украл.

Пока огорчённый паренёк сказывал историю, Баргуль внимательно взирала на него, стараясь запомнить каждую чёрточку юного лица в россыпи смешных веснушек. Хватит ли этих воспоминаний до пришествия нового просителя — не могла ведать. Слишком редко стали захаживать к ней люди. Последний гость бывал так давно, теперь и не вспомнить: что хотел, чего испрашивал… — Я помогу, — молвила старуха, но добавила условие:

— Взамен потребую частицу твоей души. Такова плата. Согласен?

Парень задумался, сбитый с толку неосязаемым взиманием крупицы единой души. Расстаться с частью себя казалось менее опасным, нежели грядущее наказанием хозяина.

— Согласен.

— Обещанное — приемлю! Залезай на камень. Ворожить буду.

— Да не так, — осадила мальчишку, в одежде туда ступившего.

— Раздевайся!

— Это зачем? — удивился он странному требованию.

— Телу, как и душе, надобно перед колдовством обнажиться.

Парень постоял в сомнения. Отступать не хотел, если сделку уже оговорили.

Пока старуха копошилась у полочки — быстро скинул одежду и уселся на камень, стеснительно обхватив руками поджатые ноги.

Баргуль взяла туесок с белым песком. Зачерпнула горсть костлявой, словно птичья лапа ладонью. Рассыпая его тонкой струйкой, стала выводить на камне древние руны, постепенно замыкая магический круг бытия. Потом обошла камень ещё раз, скрепляя колдовство идолом — затейливого вида корягой.

— Одевайся, — велела пареньку после этих свершений.

— Гляди, осторожно, не стряхни песочек.

Следом, порывшись на полке в другом туеске, вручила ему огарок с примесью молотой травы.

— Вот тебе свечечка. Ночью в укромном месте зажги, и дымка немного понюхай. Крепко уснешь, да неспроста — огонь свечи, покуда гореть будет, явит отражение прошлого. Только хозяину про свечку не говори, о ворожбе узнает — проклянёт!

Мальчишка поблагодарил старуху и помчался домой, второпях забыв мешок с припрятанной курицей.

Обратный путь не менее труден. Десять вёрст нехоженой глуши. Мокша теперь сам удивлялся, как разыскал избушку старой ведьмы. Не зря люди болтали: кто отправится искать Баргуль — дорогу к ней всегда найдёт.

В сумерках выбрался из леса. Оттуда мимо запашных лугов потрусил к Белоярке, родовой вотчины Дежемила.

К дому сотника прибежал затемно. Кругом тишина. Ворота закрыты. Забрехавшие было псы, успокоились, признав господского работника.

Мокша протиснулся в щель выломанной доски забора. Направился к печи, сложенной на отшибе двора, где летом готовили снедь, опасаясь пожара. Раскопал в топке тлеющий уголёк. Обернув его листом лопуха, устремился за огороды. В укрытии высокого бурьяна раздул головёшку, подкладывая мох, выщипанный из бревенчатой стены, и запалил огарок, для устойчивости вдавленного в лунку. Пару раз вдохнул едкий чад дурмана.

В голове помутилось. Разум провалился в мир причудливых наваждений… Темнота звёздной ночи. Худой месяц к востоку рога опрокинул. Глаза застилает зыбкая рябь, будто смотришь в отражение воды. Ускользающее очертание предметов. Заметил человека. Кто это? Да это ж он, Мокша, дрыхнущий на соломе под изгородью загона. Было удивительно и жутко взирать на себя со стороны, словно душа явилась проведать тело покойника. Склонился, прислушался — живой ли? Дышит! Отлегло от сердца.

Заслышав голоса, Мокша отбежал, точно его, другого, взаправду могли увидеть. Явились двое.

— Спит?

— Не извольте волноваться. В брагу подсыпал доброго зелья.

Впотьмах по зычному голосу Мокша сразу признал Демьялу, управляющего, властного в общении с холопами, а тут заискивающим отчего-то перед неведомым собеседником. Неужто Светлояр пожаловал?

Подошел ближе, во все глаза высматривая незнакомца. Точно — Дежемил.

— Может, деньгой возьмём?

— Да что с него взять, голодранца. Дадите пять дней на поиски, потом сестрицу его, Тиришку, у родителей стребовать можно. Никуда не денутся — отдадут.

— Демьяла захихикал, потирая руки.

— Хватит трезвонить, — проворчал хозяин.

— Бери корову. Свезёшь тушу на рынок, прежнему мяснику. Да смотри, — добавил в строгости, — в лесу кишки и голову прикопай хорошенько, иначе зверьё растащит.

— Сделаю как надо. К вечеру обернусь. С Мокшей-то вы буде строже, чтоб не заподозрил подвоха.

— Без тебя знаю, — уходя, буркнул Светлояр.

Демьяла изловил первую попавшуюся корову. Накинув верёвку, повёл прочь.

Мокша был поражен открывшийся подлости. Ведь он Дежемилу как себе верил.