Добавить в моё избранное
95 мин, 21 сек 37
Это люди в нем могут быть разными да настолько, что один или сразу несколько человек вынуждены мечтать о побеге, только смелые и отчаявшиеся сбегают раз и навсегда. Нам, не понять их, пока сами люди не столкнутся с реальностью жизни человечества в целом.
Если есть дом, то это всегда покой и надежда, что ты в относительной безопасности, что у тебя есть где жить или существовать, отдыхать и спать, у тебя есть своя комната, который ты делаешь из него то, что видит твое мировосприятие.
Если есть дом, то у тебя есть и адрес. Значит, собственный дом и не нужно думать о другом, искать временное жилье, снимать другое, отдавая кровные в чужие карманы. Отдаешь почти все, а все равно как нищий. Даже здесь ты рад, что у тебя есть дом. Пусть временный, зато свой.
И все знали, что этот барак, конечно же, тоже временный, как и само назначение барака. Здесь раньше жили первостроители райцентра, которых возили туда строителей на вахтовом автобусе. Потом им выделили квартиры. А бараки стали отдавать многодетным семьям или нуждающимся. Барак был государственным, потому ремонты делали по плану, значит, не всегда. А люди не могли позволить деньги на ремонт внешний, дай бог, чтобы денег хватило залатать прорвавшуюся трубу в общей кухне, налаживать ржавые трубы в общей душевой, где скользкие опасные полы из гладкого блестящего кафеля, в коридорах на потолках живописные рисунки от работы дождя или снега. В комнатах, дай бог, какой ремонт для поддержания духа сделать.
Так и умирают дома. А здесь, на тебе, снова ожил. Барак, как старичок брошенный, задышал, повеселел, подтянулся. И кошки снова стали бегать за мышами. А мыши сожительствовали с людьми наравне. Общий дом. Милый для всех старый дом.
— Эх, разминулись с Васькой, — сказала Рита, — поцеловать забыла. Блиииин, он же сказал, что сегодня была проверка, нужно принять пораньше объект, вот и ушел. Ыыыыыы, — показательно зарыдала подруга любимого Васеньки, низкорослого рыжеволосого с зелеными глазами симпатюльки. Рита же — яркая шатенка с длинными прямыми волосами, которые прячет под платком, красиво повязанные, как у мусульманок, волосы. — Я крещенная по своей вере, у нас положено с платком ходить всегда. Не сектантка, нет, просто староверка была бабка моя. — Она показала на большое белое пластмассовое ведро у двери. — С работы привезла известь, смешала незаметно с синим колером. Завтра побелим стены дома, будут голубенькими. Веселенький будет домик, а то белый больницу напоминает.
Рита работала в прачечной, ездила с Райкой в райцентр на вахтовом автобусе вместе с деревенскими. Подрабатывали посудомойщицей в дорогом придорожном ресторане, поэтому приносили иногда еду, которые оставляли клиенты. Ночью народу меньше, потому посудомойщицы работают по одному, и еду делить не нужно. График удобный — три через три. А Рита пахала в другом отеле, пятидневка. Уставала очень, все выходные отсыпалась, убиралась, гуляла с Васей недалеко от барака.
Рая с Юриком жила, в отдельной комнате. Рита жила отдельно, она пришла раньше, поэтому комнату делить с другом не спешила: «Вот женишься, соединим комнаты и будет целая двушка», — мечтала молодая женщина, обнимая ненаглядного. Она привыкла к свободе в комнате, высыпаться, да и Вася имел ночной график, пересекались не часто. Поэтому так даже было спокойней, не затоскуешь сильно, а то привыкнешь, а без второй половинки как-то тяжко жить.
Витя жил в большой комнате. Он пришел первым с таджиком Фархадом. На стройке начинали работать. Так вот и семья в коммуне создалась. Дружная, веселая, не унывающая! Нет-нет! Не бомжи! Они работали и зарабатывали, и всем хотелось выбраться оттуда поскорей. Да породнились. Новый год у них — особое событие. Это не только день рождения Вити, но и его годовщина проживания. Как раз, четыре лет назад, он заблудился, была ночь, и увидел барак. Стучался долго, думал, что кто-то, может, еще и живет здесь. Потом нашел свалку, выбрал железки, открыл дверь. Да поселился. Прямо как в сказке «Теремок»: «Кто, кто в теремочке живет?» Не открыли, сам вошел и стал жить. А дальше мы пришли. Сначала в деревне пугали детей, чтобы не бегали далеко от дома и в лес, что в бараке поселилось привидение. Но оно было опрятным, чистым и стало ходить в магазин, здороваться, чистоплотный и вежливый, он стал даже примером для местных мужей-алкашей, которые вдруг стали его ненавидеть.
— Ты чой это, запала на этого узкоглазого или американца (почему-то Витя представлялся им иностранцем)? — Хрипели от злости нерадивые мужья, радуя жен, оказывается, «раз ревнует, значит, всё ещё любит, што ль»?
— Не узкоглазый, а глаза маленькие. — Поправлял их Витя, — Фархадом его звать.
— Узбек, что ль?
— Таджик!
Когда таджик поселился в первой, противоположной стороне, где жил Витя. По соседству и дальше жили остальные. Комната Фархада была на углу большой прихожей, которую они превратили в общий зал.
Если есть дом, то это всегда покой и надежда, что ты в относительной безопасности, что у тебя есть где жить или существовать, отдыхать и спать, у тебя есть своя комната, который ты делаешь из него то, что видит твое мировосприятие.
Если есть дом, то у тебя есть и адрес. Значит, собственный дом и не нужно думать о другом, искать временное жилье, снимать другое, отдавая кровные в чужие карманы. Отдаешь почти все, а все равно как нищий. Даже здесь ты рад, что у тебя есть дом. Пусть временный, зато свой.
И все знали, что этот барак, конечно же, тоже временный, как и само назначение барака. Здесь раньше жили первостроители райцентра, которых возили туда строителей на вахтовом автобусе. Потом им выделили квартиры. А бараки стали отдавать многодетным семьям или нуждающимся. Барак был государственным, потому ремонты делали по плану, значит, не всегда. А люди не могли позволить деньги на ремонт внешний, дай бог, чтобы денег хватило залатать прорвавшуюся трубу в общей кухне, налаживать ржавые трубы в общей душевой, где скользкие опасные полы из гладкого блестящего кафеля, в коридорах на потолках живописные рисунки от работы дождя или снега. В комнатах, дай бог, какой ремонт для поддержания духа сделать.
Так и умирают дома. А здесь, на тебе, снова ожил. Барак, как старичок брошенный, задышал, повеселел, подтянулся. И кошки снова стали бегать за мышами. А мыши сожительствовали с людьми наравне. Общий дом. Милый для всех старый дом.
— Эх, разминулись с Васькой, — сказала Рита, — поцеловать забыла. Блиииин, он же сказал, что сегодня была проверка, нужно принять пораньше объект, вот и ушел. Ыыыыыы, — показательно зарыдала подруга любимого Васеньки, низкорослого рыжеволосого с зелеными глазами симпатюльки. Рита же — яркая шатенка с длинными прямыми волосами, которые прячет под платком, красиво повязанные, как у мусульманок, волосы. — Я крещенная по своей вере, у нас положено с платком ходить всегда. Не сектантка, нет, просто староверка была бабка моя. — Она показала на большое белое пластмассовое ведро у двери. — С работы привезла известь, смешала незаметно с синим колером. Завтра побелим стены дома, будут голубенькими. Веселенький будет домик, а то белый больницу напоминает.
Рита работала в прачечной, ездила с Райкой в райцентр на вахтовом автобусе вместе с деревенскими. Подрабатывали посудомойщицей в дорогом придорожном ресторане, поэтому приносили иногда еду, которые оставляли клиенты. Ночью народу меньше, потому посудомойщицы работают по одному, и еду делить не нужно. График удобный — три через три. А Рита пахала в другом отеле, пятидневка. Уставала очень, все выходные отсыпалась, убиралась, гуляла с Васей недалеко от барака.
Рая с Юриком жила, в отдельной комнате. Рита жила отдельно, она пришла раньше, поэтому комнату делить с другом не спешила: «Вот женишься, соединим комнаты и будет целая двушка», — мечтала молодая женщина, обнимая ненаглядного. Она привыкла к свободе в комнате, высыпаться, да и Вася имел ночной график, пересекались не часто. Поэтому так даже было спокойней, не затоскуешь сильно, а то привыкнешь, а без второй половинки как-то тяжко жить.
Витя жил в большой комнате. Он пришел первым с таджиком Фархадом. На стройке начинали работать. Так вот и семья в коммуне создалась. Дружная, веселая, не унывающая! Нет-нет! Не бомжи! Они работали и зарабатывали, и всем хотелось выбраться оттуда поскорей. Да породнились. Новый год у них — особое событие. Это не только день рождения Вити, но и его годовщина проживания. Как раз, четыре лет назад, он заблудился, была ночь, и увидел барак. Стучался долго, думал, что кто-то, может, еще и живет здесь. Потом нашел свалку, выбрал железки, открыл дверь. Да поселился. Прямо как в сказке «Теремок»: «Кто, кто в теремочке живет?» Не открыли, сам вошел и стал жить. А дальше мы пришли. Сначала в деревне пугали детей, чтобы не бегали далеко от дома и в лес, что в бараке поселилось привидение. Но оно было опрятным, чистым и стало ходить в магазин, здороваться, чистоплотный и вежливый, он стал даже примером для местных мужей-алкашей, которые вдруг стали его ненавидеть.
— Ты чой это, запала на этого узкоглазого или американца (почему-то Витя представлялся им иностранцем)? — Хрипели от злости нерадивые мужья, радуя жен, оказывается, «раз ревнует, значит, всё ещё любит, што ль»?
— Не узкоглазый, а глаза маленькие. — Поправлял их Витя, — Фархадом его звать.
— Узбек, что ль?
— Таджик!
Когда таджик поселился в первой, противоположной стороне, где жил Витя. По соседству и дальше жили остальные. Комната Фархада была на углу большой прихожей, которую они превратили в общий зал.
Страница
13 из 26
13 из 26
