Голод

Однако, как бы не был Ефим взбудоражен, последствия длительной голодовки не преминули напомнить о себе. Задыхаясь, с тяжко бухающим в груди сердцем и звоном в ушах, он обессилено опустился на расшатанный табурет, упершись локтями в изрезанный, густо засыпанный хлебными крошками, перемешанными с табачным пеплом, стол.

Тягостно переведя дух, Ефим окинул придирчивым взглядом свою добычу, глотнул застоявшейся воды из глиняного кувшина, и уже собрался набить трубку табаком из подвешенного на стене рожка, как вдруг раздраженно сплюнул на пол. До него только дошло, в чем он допустил промашку. Набрякшие, посиневшие кисти висевшего вверх ногами трупа ясно показали ему, что застоявшаяся кровь, запекшись в жилах, напрочь испортит вкус мяса на руках. Поколебавшись, Ефим все же нехотя поднялся, шагнул к развороченному телу и, поленившись отвязывать покойника, долго возился, на весу перепиливая твердые, как высохшее дерево, запястья, пятная и без того обильно залитый липкой кровью пол… Скоро притерпевшись к смрадному духу мертвечины, который на третий день вообще стал будить в нем зверский аппетит, в сторожке Ефим провел целую седмицу, отсыпаясь и отъедаясь. В заначке у сторожа нашлись и хлеб, и соль, и целых полмешка подгнившей, но еще вполне съедобной репы, оттого он жировал, не скупясь набивая чугунок дармовой человечиной.

К той поре, когда от старика осталась лишь кучка дочиста обглоданных костей, Ефим уже перестал походить на стоящего одной ногой в могиле доходягу. Его лицо округлилось, опали опухоли на коленях, налились прежней силой руки и ноги, а в глазах было окончательно потухших, зажегся дьявольский огонек.

На восьмую ночь, уходя с Охты, Ефим прихватил с собой так удачно легший в ладонь топорик, а саму сторожку, заметая следы, поджег. Он больше не трепетал перед городом, обратившимся из гибельной топи в исполинское охотничье угодье людоеда. Теперь его путь лежал навстречу редким полуночным огням, переливавшимся отражением в студеных водах облеченной в серый безучастный гранит Невы… В декабре тысяча восемьсот двадцать четвертого года, аккурат перед Новым годом, в правительственной газете «Русский инвалид, или военные ведомости» полицейское ведомство не раз настоятельно разъясняло непонятливым, распускающим панические слухи обывателям, что никаких каннибалов в столице нет и быть не может. А обнаруженные в различных частях города изуродованные тела принадлежат бездомным бродягам, умершим вследствие естественных причин и после смерти объеденными безмерно расплодившимися собаками.