Осколки старого мира

Ты вела обоих предателей сквозь тьму.

Ты видела, как отдавали свет города, страны, планеты, звёзды, галактики.

Ты отступила, когда оставшийся свет этого мира — свет всех когда-либо существовавших миров — протянул ладонь, чтобы забрать у тебя тех, кого ты вела сквозь тьму, сквозь туманности, скопления, вселенные.

Ты знаешь: после возвращения оттуда я больше не могу доверять себе. Знаешь: я всегда сомневался, смогу ли обуздать рассудок, если тьма захочет обратить мою веру против меня. Знаешь, что теперь я окончательно боюсь приближаться к свету — ибо оказался недостоин его. Каждое столкновение с тьмой доказывало: я не в силах удержаться даже за то, к чему обращаю молитвы, чем заклинаю и за что благодарю мироздание каждое утро.

И ты знаешь: мой страх поверить в свет… моё неверие убивает его. Убивало все последние месяцы, с самой весны — и убивает сейчас, когда та, в кого я так хочу поверить, плачет в двадцати шагах отсюда, а её мир распадается на миллиарды острых ледяных кристалликов.

Мы знаем: новый мир из этих осколков не получится. Всё пошло наперекосяк. Все цепи последствий и предначертаний, все дороги из прошлого в будущее разорваны. Не осталось никого, кто должен был прийти в новый мир. Никого, кому было уготовано в нём жить. Не осталось ни звёзд, ни пламени, ни цветов, ни воды, ни земли. Лишь ветер, холод и снег. Тысячи километров льда и снега. Все звуки и краски растворились в молчаливых белых шестиугольниках.

Мы оба знаем: это необратимо. Сейчас каждое движение, каждое прикосновение только ухудшит ситуацию. Разобьёт склеивающие осколки старого мира ложь, трусость и недосказанность.

В груди ноет, как от недостатка кислорода.

— Ты не веришь, король несбывшегося мира. А знаешь… несбывшийся мир так верил в тебя. Не в твою силу или способность защитить. Забавно, ведь обычно в богах ценят именно это. А тот несбыточный мир, что должен был появиться из ничего, сверкающий мир света и истины, верил в тебя. Именно в тебя самого. Не в свет, правду или справедливость — он же состоял из них. Поэтому верил в тебя. Не в кого-то с твоим именем и титулом, а именно в тебя. Вне зависимости от того, как тебя зовут, чем ты занимаешься и как выглядишь. Ну что ж… любой вере, как любому источнику света, рано или поздно приходит конец. — Девочка со странными глазами забирает разбитую лампу. Чёрная прядка падает на глаза, пальцы аккуратно заправляют волосы за ухо.

Оператор бункерного терминала поправляла волосы точно так же.

— Ну что ж. — Девочка легко выпрямляется. К тёмно-сиреневому пальто прилип снег. — Пойдём, пожалуй.

В груде металлолома слабо блестит что-то вроде тонкого полумесяца. Девочка наклоняется к поблёскивающей чёрной куче.

— Пойдём? — Губы немеют, кажется, температура в снежных кавернах стремительно падает. — Ты… ты хочешь всё закончить? Сейчас?

— А чего ты ждёшь? — Она откладывает в сторону несколько железок. — Страж Врат Времени вернулся на пост. Теперь уже бессмысленно чего-то ждать и на что-то надеяться. По крайней мере, тебе. Ты так сильно ждал чего-то почти одиннадцать месяцев — и делал всё, чтобы ничего не произошло. Ты всеми силами отдалялся от своей веры, старался не думать и не говорить, не видеть то, ради чего жил годами. Должно быть, жутковато понимать, что верой можно осквернить, замарать и обесценить?

Пересохшее горло пытается выдавить хоть один осмысленный звук. Каждый вдох отдаётся колотьём в лёгких.

— Ну, идём. Теперь ты можешь быть уверен, что не замарал ни мыслью, ни тем более прикосновением всё, что для тебя свято.

— Ты… — с трудом выталкиваются слова, — ты хочешь забрать её?

— Её? — Девочка отбрасывает ещё несколько железяк. — Да она уже и не живёт вообще-то. В теле проходят последние биологические реакции, только и всего.

— Ты хочешь сказать…

— Видишь ли, её состояние в этом году и особенно в последние два месяца сложновато назвать жизнью. Смотреть на неё, если по правде, было довольно тяжело. Но теперь всё закончится. Если в мире есть место началу, должно быть место и концу, правда?

На острие странного предмета в куче металлолома блестит искорка, отражённый блик одного из мониторов.

Вы — её свет, мой король, — тихо шепчет оператор. Замёрзшие пальцы быстро снуют по клавиатуре. — Она верит в вас. Вы — её суть. Её вера. Надежда. Её свет.

Шёпот так близко, что я невольно оборачиваюсь, надеясь найти в разломанном кресле перед компьютером коротко стриженую синеволосую девушку с глазами, так похожими на мои.

Пусто.

На серых экранах отражается слабо светящаяся девочка в чёрно-белой матроске с тяжёлым жезлом, похожим на косу или тонкий серп, посаженный торчком.

Где-то на самой границе слышимости перебивают друг друга тихие всхлипы.

— Постой, Хотару. — Слова толпятся, мешая друг другу.