Добавить в моё избранное
22 мин, 11 сек 212
И мы с ней попали в это облако, где нас никто не видит и никто про нас не помнит, это и был её план.
Как ты придумала это чудо, Соня?! На месте твоего мужа я или убил бы тебя, или… смирился бы с тобой? Простил бы? Проклял? Объявил святой? Понял? Возможно ли тебя понять вообще?
Ты и сама едва ли себя понимаешь, свой холод, свое тепло, свою темноту и свою красоту, дикую, острую, больную. Как же неимоверно хочется тебя придушить и так вот и оставить лежать здесь на кровати…
Облако пара прошло. Мы в центре огромного стадиона. На нас смотрят её муж и дети. На похотливую сучку с довольным током в глазах, предательницу с раздвинутыми ногами. И я — соучастник, причащаюсь её предательству, и стервенею от этого, становлюсь грубым, дерзким, злым, чистым от всяких сомнений и сантиментов. Движения мои резкие, хочется сделать больно, больнее, и еще больше… скули, ты, драная сука, это же был твой план! ну так получай свой план, а вы смотрите, как я его воплощаю: раз, и еще раз, и еще, и — бедрами шире!, размах круче! чтобы в жопе жир содрагался! Раз, иии раз! Иии два, иии три!
Коридор закончился неожиданно. Сканеры показали, что пустота вокруг расширилась на сотни километров. Если где мы двигались раньше было «коридором», то это — комната. Гигантская. И с несколькими выходами. Куда они ведут неизвестно, разделяться — просто глупо, особенно после той коридорной встречи, от которой часть из нас буквально сошла с ума, а часть все еще не поняла, сойти с ума или все же лучше оставаться в уме. Часть команды пришлось положить в криогенные капсулы, ибо выносить их истерики было уже невозможно. Наши психологи не справились с ними, да и с собою тоже, поэтому лучше пусть спят, на земле, если, конечно, мы вернемся на землю, с ними поработают специалисты. А нам надо двигаться дальше. Но куда?
Нас готовили перед отлетом целых четыре года. И подготовили недостаточно. Наши стратеги не предвидели встречу с гигантской белой женщиной, от которой треть экспедиции погибнет, а треть сойдет с ума.
Нам нечего делать, и общим советом мы принимаем решение разбить лагерь в самом центре «комнаты» и там начать проводить исследования первой стадии, а остатки дронов пустить во все выходы, которые мы насчитаем в «комнате». Это займет самое большее сутки-двое. Затем, отдохнувшие от пути, мы решим, куда двигаться дальше.
Я сплю. И вижу сон. Соня возникает вспышкой среди пустоты, она манит меня за собой. Я чувствую усталость, сон не отпускает меня, тянет меня обратно в забытье, мне даже страшно почему-то смотреть в сонину сторону. Но она зовет и зовет меня, в лице её вдруг появляется страдание, даже зов о помощи. И я пересиливаю страх, пересиливаю сон. Я иду за ней. Она ведет меня по темным коридорам, по целому лабиринту коридоров. Она то и дело теряется из виду, заставляя меня озираться во все стороны, затем я снова вижу её белый призрак среди темноты лабиринта и снова следую за ней. Она временам оборачивается и по мне скользит её беспокойный взгляд. Перед большой дверью она вновь обернулась.
Я подхожу к ней, она дотрагивается своей рукой до моего скафандра, складки её тонкого белого платья, почти ночнушки, скользят по гладкой черной поверхности. Она берет меня за шлем и нажимает на тумблер отключения подачи воздуха. Подождав, когда окончится разгерметизация, она тянет за скафандр, шепчет мне, чтобы я не боялся. Я смотрю на неё и ничего не понимаю. Соня постепенно отступает от меня назад, к двери. Она протягивает мне руку, в то же время другой рукой отворяя дверь. Когда я протянул к её руке свою, Соня растворилась в темноте, которая была за дверью.
Я вхожу один в зияющую повальную тьму, вдали посреди темноты вижу мерцающие желтые огоньки. Они теплятся, танцуют, угасают и вновь разгораются. И я иду к ним по гладкому черному мрамору. До меня доносятся звуки бубна, волынки, еще какой-то гул, будто меня впереди ждет пир или какой-то базар.
И действительно, я попадаю в какое-то столпотворение, не то на пир, не то на ярмарку или рынок. Люди толпятся за прилавками, продают рыбу, мясо, вино и всяческие снасти, другие просто ходят, они одеты по средневековой моде, говорят на узнаваемых мною далеких языках. Они совсем не смотрят на меня, совсем будто не замечают. Все это выглядит так, будто я попал на середину театрального спектакля, который разыгрывается в гигантском театре посреди тьмы.
Я иду дальше, и постепенно картина меняется. Люди стали как будто меньше, и говор их стал как бы неестественнее. Как будто что-то звериное или насекомье слышится в их речи, которую я, впрочем, не разбираю. Но впечатление от их говора такое, будто все эти люди только-только учатся говорить, и оттого произносят слова невнятно, как в первый раз. И сами движения у них какие-то неестественные, грубые, нескладные, как у роботов или как у заводных кукол.
Как ты придумала это чудо, Соня?! На месте твоего мужа я или убил бы тебя, или… смирился бы с тобой? Простил бы? Проклял? Объявил святой? Понял? Возможно ли тебя понять вообще?
Ты и сама едва ли себя понимаешь, свой холод, свое тепло, свою темноту и свою красоту, дикую, острую, больную. Как же неимоверно хочется тебя придушить и так вот и оставить лежать здесь на кровати…
Облако пара прошло. Мы в центре огромного стадиона. На нас смотрят её муж и дети. На похотливую сучку с довольным током в глазах, предательницу с раздвинутыми ногами. И я — соучастник, причащаюсь её предательству, и стервенею от этого, становлюсь грубым, дерзким, злым, чистым от всяких сомнений и сантиментов. Движения мои резкие, хочется сделать больно, больнее, и еще больше… скули, ты, драная сука, это же был твой план! ну так получай свой план, а вы смотрите, как я его воплощаю: раз, и еще раз, и еще, и — бедрами шире!, размах круче! чтобы в жопе жир содрагался! Раз, иии раз! Иии два, иии три!
Коридор закончился неожиданно. Сканеры показали, что пустота вокруг расширилась на сотни километров. Если где мы двигались раньше было «коридором», то это — комната. Гигантская. И с несколькими выходами. Куда они ведут неизвестно, разделяться — просто глупо, особенно после той коридорной встречи, от которой часть из нас буквально сошла с ума, а часть все еще не поняла, сойти с ума или все же лучше оставаться в уме. Часть команды пришлось положить в криогенные капсулы, ибо выносить их истерики было уже невозможно. Наши психологи не справились с ними, да и с собою тоже, поэтому лучше пусть спят, на земле, если, конечно, мы вернемся на землю, с ними поработают специалисты. А нам надо двигаться дальше. Но куда?
Нас готовили перед отлетом целых четыре года. И подготовили недостаточно. Наши стратеги не предвидели встречу с гигантской белой женщиной, от которой треть экспедиции погибнет, а треть сойдет с ума.
Нам нечего делать, и общим советом мы принимаем решение разбить лагерь в самом центре «комнаты» и там начать проводить исследования первой стадии, а остатки дронов пустить во все выходы, которые мы насчитаем в «комнате». Это займет самое большее сутки-двое. Затем, отдохнувшие от пути, мы решим, куда двигаться дальше.
Я сплю. И вижу сон. Соня возникает вспышкой среди пустоты, она манит меня за собой. Я чувствую усталость, сон не отпускает меня, тянет меня обратно в забытье, мне даже страшно почему-то смотреть в сонину сторону. Но она зовет и зовет меня, в лице её вдруг появляется страдание, даже зов о помощи. И я пересиливаю страх, пересиливаю сон. Я иду за ней. Она ведет меня по темным коридорам, по целому лабиринту коридоров. Она то и дело теряется из виду, заставляя меня озираться во все стороны, затем я снова вижу её белый призрак среди темноты лабиринта и снова следую за ней. Она временам оборачивается и по мне скользит её беспокойный взгляд. Перед большой дверью она вновь обернулась.
Я подхожу к ней, она дотрагивается своей рукой до моего скафандра, складки её тонкого белого платья, почти ночнушки, скользят по гладкой черной поверхности. Она берет меня за шлем и нажимает на тумблер отключения подачи воздуха. Подождав, когда окончится разгерметизация, она тянет за скафандр, шепчет мне, чтобы я не боялся. Я смотрю на неё и ничего не понимаю. Соня постепенно отступает от меня назад, к двери. Она протягивает мне руку, в то же время другой рукой отворяя дверь. Когда я протянул к её руке свою, Соня растворилась в темноте, которая была за дверью.
Я вхожу один в зияющую повальную тьму, вдали посреди темноты вижу мерцающие желтые огоньки. Они теплятся, танцуют, угасают и вновь разгораются. И я иду к ним по гладкому черному мрамору. До меня доносятся звуки бубна, волынки, еще какой-то гул, будто меня впереди ждет пир или какой-то базар.
И действительно, я попадаю в какое-то столпотворение, не то на пир, не то на ярмарку или рынок. Люди толпятся за прилавками, продают рыбу, мясо, вино и всяческие снасти, другие просто ходят, они одеты по средневековой моде, говорят на узнаваемых мною далеких языках. Они совсем не смотрят на меня, совсем будто не замечают. Все это выглядит так, будто я попал на середину театрального спектакля, который разыгрывается в гигантском театре посреди тьмы.
Я иду дальше, и постепенно картина меняется. Люди стали как будто меньше, и говор их стал как бы неестественнее. Как будто что-то звериное или насекомье слышится в их речи, которую я, впрочем, не разбираю. Но впечатление от их говора такое, будто все эти люди только-только учатся говорить, и оттого произносят слова невнятно, как в первый раз. И сами движения у них какие-то неестественные, грубые, нескладные, как у роботов или как у заводных кукол.
Страница
4 из 6
4 из 6
