Не закрывай дверь

Нужно остановить его. Остановить его, сейчас, иначе…

Криденс встал на колени, подобравшись вплотную, обнял его ноги. Запрокинул голову, глядя снизу вверх. Белая пелена на глазах растаяла, Криденс моргнул, сжал пальцы на его бёдрах.

Узнал. Лицо озарила надежда.

— Пожалуйста, мистер Грейвз, — доверчиво прошептал он, пока второй, молодой Персиваль не слышал. — Пожалуйста, убейте меня…

Грейвз просыпался от ужаса каждый раз, в холодном поту, с колотящимся в горле сердцем. Он хватался за палочку и лежал, вытянувшись в струнку, прислушиваясь к тишине, проверяя — проснулся наверняка или это ещё кошмар?

Потом бесшумно покидал спальню, тихо вставал у комнаты Криденса и слушал сквозь тонкую дверь. Слышал шелест постельного белья, тихий скрип кровати, когда Криденс ворочался с боку на бок, иногда — глубокий сонный вздох или невнятный вскрик. Ему тоже снились кошмары.

Грейвз спускался в столовую, садился за стол, брал сигарету. Криденс приходил через пару минут или пару часов. Или не приходил вовсе — тогда Грейвз просыпался от того, что заснул за столом, положив голову на руки, и у него затекла спина от неудобной позы.

Он чувствовал, что сходит с ума.

Старался отвлечься рутиной.

Поднимался наверх, умывался, тщательно брился, не глядя себе в глаза, чтобы не полоснуть бритвой по горлу. Тщательно одевался. Спокойно спускался к завтраку, спокойно пролистывал утреннюю газету, спокойно обсуждал с Криденсом предстоящий день.

Он казался самому себе стеклянной игрушкой, которая вот-вот может разбиться. Старая дурацкая безделушка, которую кто-то ради смеха подвесил на ветку дерева. Тонкий узелок был некрепко завязан, ветер качал его, и Персиваль понимал — если он разобьётся — склеить будет нельзя.

Повторял себе: ты не имеешь права… держи себя в руках.

Следующей ночью снова слышал — «Пожалуйста, мистер Грейвз»… — и просыпался от собственного стона до того, как успевал приставить палочку к виску Криденса. Оставлял его там, в кошмаре.

С каждым днём становилось всё хуже. Настоящий Криденс замкнулся в себе и почти перестал разговаривать. Презирая себя за это, Грейвз чувствовал облегчение — у него бы не хватило сил терпеливо отвечать на наивные детские вопросы. С магией ничего не складывалось. Книги больше не помогали, а новые способы обучения, подходящие обскуру, Грейвз придумать не мог. Теперь они просто в полном молчании проводили полдня в комнате для занятий. Криденс сидел на полу и рисовал. Грейвз смотрел на него и мечтал сдохнуть.

Цветные карандаши — последнее, что он успел подарить ему тогда, когда их вечерний ритуал был разнообразнее целомудренного поцелуя в висок или переносицу. Грейвз однажды заметил, что Криденс что-то чертит в тетради, слушая рассказ о базовых стихийных заклятиях. Попросил перелистать пару страниц назад, везде заметил странные закорючки. В один из визитов в Лондон купил в маггловском магазине коробку карандашей и альбом. Постарался вручить подарок без неловких разговоров: просто положил на стол перед завтраком, ещё до того, как Криденс спустится к столу. Потом, конечно же, потребовал поцелуй в благодарность, и, конечно же, одним поцелуем дело не ограничилось.

Криденс рисовал уродливые чёрные деревья, сидя на полу скрестив ноги, и сгорбившись над альбомом. Грейвз смотрел на него из кресла, забыв про книгу на коленях, и думал только об одном.

Почему «нет»?

Это была нелепая, горькая обида. Персиваль гнал её от себя, но она постоянно просачивалась в мысли.

Ну почему — «нет»? — думал он, глядя на изгиб длинной шеи. — Разве я был груб с тобой? Разве тебе не нравилось? Разве я не оставлял тебя довольным? Что я сделал не так? Я был терпеливым… я не торопил. Я давал тебе время подумать. Я каждый раз спрашивал — тебе нравится? тебе хорошо? Ты говорил — да… Ты говорил — очень… Но стоило только Ньютону сказать пару фраз — оказалось, что всё это тебе было в тягость?

Хороша тягость, — раздражённо подумал Грейвз. — Всех забот — сесть ко мне на колено и позволить себя погладить. Невыносимая прямо ноша! Неужели так жалко дать мне такую малость? Да хоть бы и в благодарность! Что я, не заслужил? Плохо заботился? Ведь я не просил ни о чём… сложном. Просто сиди, вздыхай и не отворачивайся. Мне даже ответ не нужен… Обошёлся бы. Неужели так сложно? Или противно? А кончал для меня каждый раз — тоже из отвращения?

Жалко тебе вернуть мне немного радости? — думал Грейвз, покусывая губы. Криденс, будто нарочно, гнул шею, напрашиваясь на ласку. Грейвзу пришлось сцепить пальцы, чтобы не потянуться. — Это, в конце концов, вежливо, — думал он, успокаивая разошедшееся дыхание, — когда живёшь у кого-то в доме, спрашивать иногда: «Сэр, вы столько всего для меня делаете, что я могу сделать для вас?»…

Не унижайся, — вдруг вступил спокойный и ясный внутренний голос. Тот самый, что первым всегда норовил назвать Персиваля покрепче.