Не закрывай дверь

Он был его единственным другом — умный, чуткий, внимательный.

— У меня дома есть маленький брат, — говорил он, и Персиваль вздыхал, прислоняясь головой к его груди.

— Сколько ему лет?

— Как и тебе, Перси. Шесть.

— А как его зовут?

— Ноэль.

— Ты по нему скучаешь?

— Конечно. Вы бы подружились, если бы познакомились.

Персиваль снова вздыхал и прижимался теснее. У него не было ни братьев, ни сестёр. Времени на дружбу у него тоже не было. Был только Реми.

Он называл его «молодой мистер Грейвз», когда родители изредка интересовались его успехами, и «Перси», когда они оставались вдвоём. Родители называли сына «Персиваль» и демонстрировали гостям, как породистого жеребёнка, от которого в ближайшем будущем ждали победы на скачках. Персиваль звал Реми по имени и на «ты», родителей — «сэр» и «мэм».

Сэр Френсис Александр Грейвз, строго говоря, не был сэром, поскольку не обладал никакими титулами, однако держался, как герцог. Он занимал пост министра связи в МАКУСА, поддерживал обширную переписку с Европой, регулярно цапался с президентом МакАртуром по поводу отсталости от прогресса не-магов, держал в кабинете коллекцию толедских клинков и прекрасно фехтовал. На робкую просьбу Персиваля, который мечтал разделить хотя бы одно увлечение отца, помимо шахмат, научить фехтовать и его, Френсис Александр строго отвечал, что сейчас на это нет времени, и что хобби Персиваль себе заведёт тогда, когда добьётся в жизни чего-нибудь стоящего. Персиваль уныло думал, что в пятьдесят лет ему будет уже не до хобби.

Медея Пенелопа Грейвз была статной, высокой гречанкой с холодными чертами лица, тёмными миндалевидными глазами и чувственными губами. В её черных волосах не сверкало ни одной нити седины, несмотря на возраст. Она происходила из древнего рода, уходящего корнями к самому Орфею, элегантно носила чёрный бархат и жемчуг, не любила английский язык и дома предпочитала говорить по-гречески. Она вообще не любила Америку и никогда не уставала высокомерно вздыхать о том, как всё здесь отличается от её родины, будто приехала сюда лишь в качестве одолжения. Огонь в её огромных глазах зажигался лишь тогда, когда Персиваль обсуждал с ней греческих поэтов и философов, греческую культуру, греческих богов или великое прошлое Эллады в целом. Она наизусть читала Гомера, Сапфо и Гесиода — по-гречески, разумеется. История о Зевсе и Ганимеде потрясла Персиваля до глубины души. Мать не видела в ней ничего достойного осуждения — она вообще не видела ничего, достойного осуждения, в традициях Древней Греции. Если тема разговора менялась, она тут же становилась рассеянной, холодно целовала сына в лоб и отсылала поиграть.

Как будто у Персиваля было время играть.

Все его дни были расписаны по часам. Даже когда он болел, если только ему не было настолько плохо, что он не мог даже сидеть, опираясь на подушки, занятия не прекращались. Отец считал, что плохое самочувствие — не оправдание и не повод для отдыха, а лишь временное неудобство, которое пройдёт само, если обращать на него поменьше внимания.

Заниматься логикой и географией с лихорадкой, гудящей головой и больными глазами Персиваль не любил.

И очень старался не болеть.

Когда Грейвз открыл глаза, в спальню из-за тяжёлых штор сочился тихий угасающий свет. Он перевернулся на спину, вытащил из-под одеяла тяжёлую руку. Ощупал бинты — на нажатие пальцев правая рука отозвалась невнятной тупой болью. В ладони была слабость. Он попробовал сжать кулак. Согнуть пальцы у него получилось, а вот сжать их не удалось.

Троллье дерьмо.

Он попытался подтянуться выше и сесть, опираясь на обе руки — правая затряслась и подогнулась. Пришлось помогать себе только левой.

Троллье дерьмо.

Он откинулся на подушки, положил перебинтованную руку перед собой, задрал свободный рукав пижамы. Посмотрел на неё строго, будто от пристального взгляда она могла очнуться. Пошевелил пальцами. Те отозвались вяло и неохотно. Грейвз вздохнул. Шепотом позвал:

— Финли.

— Сэр? — тот возник возле кровати, сцепил пальцы у груди, с волнением глядя на Грейвза. Спросил тем же шепотом: — Вам что-нибудь нужно?

— Да, — негромко сказал Грейвз. — Во-первых, спасибо, что вчера помог подлатать дом.

— Это моя работа, сэр…

— Не перебивай, — Грейвз поморщился, и эльф затих. — Во-вторых — Ньютон ещё здесь?

— Он с молодым мистером Криденсом, — сообщил тот.

— Хорошо. Скажи ему, пусть зайдёт.

Эльф кивнул и остался на месте, заискивающе хлопая глазами.

— Что? — спросил Грейвз.

— Как вы себя чувствуете? — шепотом спросил тот.

— Финли, — вздохнул Грейвз. — Если я не умер — значит, я чувствую себя хорошо. Вот скажи — я умер?

— Нет, сэр, — испуганно отозвался тот.

— Вот видишь.