Не закрывай дверь

Ну — зато говорить научится, а ты — спрашивать.

Криденс сбежал с лестницы, услышав хлопок входной двери. Замер на последних ступенях — по нему было видно, что весь извёл себя страхом, ревностью и надеждой.

— Иди обними меня, — сказал Грейвз, устало улыбаясь.

Тот подошёл, явно стараясь не бежать, обнял, ткнулся носом ему в шею. Замер, потом глубоко вздохнул, расслабляя плечи.

— Ну что, убедился? — Персиваль обнял его в ответ, погладил по спине. — Криденс, если бы я хотел от тебя что-то скрыть, неужели ты думаешь, что я не нашёл бы способ? — негромко спросил он. — Я ничего от тебя не скрываю. Верь мне. Иначе у нас ничего не получится.

— Вы изменились… — пробормотал тот, прижимаясь головой к плечу. — Вы другой. Вам стало… лучше?

— Да, мне стало лучше. Потому что я провёл очень хороший вечер с очень хорошим человеком.

— Он что-то сделал для вас? — негромко спросил Криденс.

Он просто не трепал мне нервы, — подумал Грейвз, но вслух сказал:

— Мы просто болтали.

— О чём? — спросил тот.

Грейвз прислушался к его тону, но там на удивление не было требования. Скорее — настойчивая просьба. На просьбы Грейвз после короткого раздумья решил отвечать.

— О разной ерунде. Мы говорили про театр, про спорт… Про не-магов… Знаешь, люди иногда просто болтают, а не обсуждают важные вопросы. Мы с тобой иногда тоже так делали.

— И это вам помогло? — Криденс поднял голову, взгляд у него был серьёзным. — То, что вы разговаривали вот так, о простых вещах?

— Да, и это тоже, — Грейвз убрал длинную чёлку у него со лба.

— А что ещё?

— Криденс, уже ночь, — терпеливо сказал он. — Давай вернёмся к этому завтра. Мне нравится с тобой говорить и о простых вещах, и о сложных — но не круглые сутки.

— Да, сэр, — сказал тот и убрал руки, чтобы Грейвз мог отступить.

— Ты тоже изменился, — Персиваль смотрел на него и не видел того вечного оттенка вины, испуга и неуверенности, которое всплывало то в тоне голоса, то в выражении глаз. — Что-то случилось, пока меня не было?

— Нет, сэр, — сразу ответил тот. — Я хотел сказать — ничего плохого не случилось.

— Случилось что-то хорошее? — Грейвз улыбнулся. — Как ты думаешь — мне стоит подождать с расспросами до завтра или лучше узнать прямо сейчас?

— Это может подождать до завтра, — уверенно сказал Криденс.

— Хорошо, — Грейвз вздохнул. — Я сейчас немного устал, чтобы удивляться или радоваться. Расскажешь мне завтра. Иди спать.

— А вы?

— А я побуду в кабинете, — он погладил его по плечу.

Ночь выкатилась из-за холмов, рассыпала звёзды. Их мягкий свет нежно серебрил оконную раму, такой густой, что, казалось, его можно было стереть ладонью, как изморось.

Грейвз стоял у стола в своём кабинете, опирался на него бедром и курил. Он мог держать сигарету в правой руке — только когда подносил её ко рту, пальцы подрагивали. Он устал, но спать не хотелось. Несколько прошлых ночей кошмары не приходили — то ли он был слишком измучен, чтобы видеть сны, то ли им мешало присутствие живого, настоящего Криденса. Но сейчас, когда ему стало лучше, когда он мог хотя бы спокойно дышать — он боялся, что они вернутся. Снова просыпаться от ужаса он был не готов. Того и гляди, придётся приглашать Криденса к себе в постель, чтобы высыпаться…

Но к этому Грейвз тоже был не готов. Одна мысль вызывала в нём раздражение. Хотя теперь он видел, что всё идёт к тому, что Криденс рано или поздно в ней окажется — но Персиваль не хотел укладывать его туда по такому поводу. Хватит и того, что Криденс сам без приглашения туда улёгся — и, кстати, если он не прекратит это делать, с ним придётся поговорить. Персиваль был согласен на ночные вторжения, пока им обоим было смертельно одиноко — но раз лёд начал таять, они снова будут спать раздельно.

— Можно войти, сэр? — спросил Криденс, вставая на пороге. Голос у него был довольно странный — напряжённый, как будто надтреснутый. Полный тихой решимости. Криденс всё ещё был одет. Он держал что-то в опущенной руке — в темноте было не разглядеть, что это.

— Входи, — сказал Грейвз, выпуская дым.

Тот шагнул в кабинет, прикрыл за собой дверь.

— Мистер Грейвз. Я очень виноват перед вами, — сказал он, и это прозвучало настолько значительно, что Персиваль насторожился.

— Да, Криденс, я знаю, — ответил он. — Мы уже говорили об этом.

— Вы сказали, что ваша рука — это ваша плата за ошибку, — негромко сказал Криденс. В темноте было не видно выражения его лица, а голос звучал обманчиво твёрдо. Это была твёрдость стекла, по которому бежали трещины, но оно ещё не рассыпалось на части.

— Да, это так.

Грейвз наконец разглядел, что он держит в руке, и волосы зашевелились у него на затылке. Это был старый широкий ремень с грубой пряжкой — тот самый, который Криденс носил раньше.