Не закрывай дверь

Покидая зверинец Ньюта, он забрал с собой свои старые тряпки, и хотя Грейвз ещё тогда велел их выкинуть — не послушался, судя по всему.

— Я тоже ошибся, — сказал Криденс, явно заставляя себя продолжать из последних сил. — Я тоже… — он осёкся, голос дрогнул, но он собрался и закончил шепотом: — Я должен заплатить. Пожалуйста, накажите меня.

И протянул ремень, опустив голову.

Рука у него подрагивала — почти как сигарета сейчас в пальцах Грейвза.

Лицо вспыхнуло, как от пощёчины. Жалость была такой острой, что кольнуло в сердце. Ещё острее было понимание, что жалеть нельзя. У Криденса есть прошлое — то самое, которое Грейвз старался переписать, будто бритвой счищал с пергамента старый текст и писал поверх новый. Криденс привык, что наказание всегда следует за виной. И ты опять с ним ошибся, Персиваль.

Посмотри, как же ему сейчас страшно… Больше всего он боится не наказания — оно как раз родное, понятное, привычное. Он боится, что не получит его — а значит, будет и дальше таскать на плечах чувство вины, и оно каждый день будет грызть его, как ядовитая тварь, от которой нет спасения. И вот это будет настоящая пытка.

— Подойди, — тихо велел Грейвз. — Подойди ближе, — спокойно приказал он.

Криденс шагнул вперёд, склонил голову ещё ниже. Остановился в одном шаге от Грейвза. Плечи у него едва заметно дрожали, наверняка напряжён так, что вся спина снова как деревянная. Наверняка в этой опущенной голове мечутся мысли, как и куда Грейвз ударит. Как сильно будет бить? Как долго? Пожалеет или отведёт душу?

— Дай, — Грейвз протянул открытую ладонь и поманил пальцами, чтобы Криденс передал ремень. Старый, из потрескавшейся грубой кожи, с тяжёлой пряжкой. На ней был цветок чертополоха — как же Мэри Лу проглядела этот символ непокорности? Или она по примеру других христиан считала его символом мученичества? Зря… Была бы умнее — не позволила бы носить на себе знак гордого сопротивления. А магическая сила Криденса, кровь Криденса, которая напитала чертополох, сделала его только мощнее. Знак, окроплённый кровью, помогал мальчику бороться. Мэри Лу сама себе приготовила могилу, избивая его по рукам именно этим ремнём.

По рукам! Как он потом ложку держал? Работу по дому делал? Она ведь даже бинтовать их не позволяла, психованная сука. Грейвз лечил ему руки каждый раз, когда замечал следы, потому что не мог выносить их вида.

А теперь Криденс хотел, чтобы он сделал с ним то же самое… И если не причинить ему боль сейчас — он будет сходить с ума от чувства вины до тех пор, пока его не накажут. Как же это мерзко. И как гнусно от самого себя и от понимания, что иначе — нельзя.

Криденс с ужасом проводил взглядом ремень, который перетёк в руку Грейвза. Пошатнулся, будто лишился последней опоры, закрыл глаза и молча стоял так, почти не дыша, замерший перед первым ударом.

Пряжка с чертополохом громко звякнула о столешницу, когда Грейвз отложил ремень на стол позади себя.

— Твоё наказание определяю я, Криденс, — тихо и спокойно сказал он. — Не ты. Я. А теперь подойди ближе, — приказал он, протянув руку.

Криденс смотрел на него с явным ужасом. Остановился взглядом на ремне, поднял глаза к лицу Грейвза. Старое наказание хотя бы было ему знакомым. Теперь он в панике думал, что сделает Грейвз. Что-то страшнее? Насколько страшнее? Мысли читались у него на лице, будто Грейвз применял к нему легиллименцию.

Криденс шагнул вперёд и встал вплотную.

— Простите, сэр, — тихо сказал он, опуская голову. — Я не думал, что вы хотите наказать меня иначе.

Я вообще не хочу наказывать тебя, мальчик мой, — подумал Грейвз. — Мы оба уже достаточно наказаны за то, что вовремя не услышали друг друга. Только вот я это понимаю, а ты — нет.

Он потушил сигарету в пепельнице, правой рукой взял Криденса за затылок и пригнул лбом к своему плечу, удержал так.

Это та самая мощь, которая едва не убила тебя, Персиваль. Это тот самый мальчик, который одновременно — чудовище, страшнее которого ты не видел и вряд ли увидишь когда-нибудь. Это плотный рой рваного дыма и клубящейся тьмы, который не знает ни границ, ни запретов. Дикая, ошеломительная тварь — в твоей власти. Это твой Криденс.

Он положил вторую руку ему между лопаток, погладил, медленно повёл её вниз, прижимая мальчишку плотнее.

— Никогда не гадай, чего я хочу, Криденс, — негромко сказал он. — Только я это знаю. Тебе можно просить у меня ответ… но нельзя решать за меня.

Ладонь ненадолго задержалась на пояснице, у края гладкой спинки жилета.

— Чтобы я был добр к тебе, — тихо сказал Грейвз, — ты должен мне подчиняться.

Криденс послушно затих, ничего не ответил. Он прижимался плотнее, следуя за нажатием ладони, будто стал мягким маслом, которое намазывают на хлеб. Будто весь бы хотел растечься по Грейвзу и заполнить каждую складку его одежды.