Фандом: Малыш и Карлсон, который живёт на крыше, Приключения Пеппи Длинный чулок, Дядя Фёдор, пёс и кот, Винни-Пух. Кому суждено гореть, тот не утонет. Кто смел пировать на его похоронах, тому придется пережить крушение своих надежд. Сванте Свантесон никому ничего не обещал, но тем не менее возвращается из царства мертвых и даже заводит парочку новых друзей.
Добавить в моё избранное
63 мин, 21 сек 3201
Костюм удалось расковырять, затратив довольно много времени: сделан он был с расчетом, что его будут драть акулы — и им бы действительно пришлось изрядно попотеть, чтобы пообедать. Главный инженер «Атлантиса» уже сидел в лаборатории, изучая доставшееся чудо техники.
Сванте Свантесон. Эфраим уверен, что никем другим не может оказаться его пленник — стоит называть его так, потому что гостем капитан его точно не назвал бы ни при каком раскладе. Эфраим несколько минут обдумывает сложившееся положение, отдает приказ поместить пленного в медицинский отсек и начинает ждать.
Швед долго не приходит в себя. Инженеры — народ не закаленный, они не предусмотрены для утоплений на больших глубинах. Они и на малых-то глубинах предпочитают не оказываться без акваланга — даже англичане, живущие на острове, хотя казалось бы: если вокруг только вода — учись плавать, пригодится. Что уж говорить о шведах.
Только через пять дней медики докладывают, что пленный пришел в сознание. Эфраим смотрит на календарь и усмехается совпадению.
В медотсеке тихо жужжат приборы, слегка пахнет лекарствами — ничего нового или неожиданного.
— С днем рождения, Малыш, — криво ухмыляясь, говорит Эфраим и смотрит в бледное скуластое лицо. Свантесон отвечает взаимностью: суховато кривит губы, чуть поворачивая запястья в пластиковых наручниках. Он весь излучает усталость, будто уже готов, что его жизнь оценят в десяток-другой новых смертоносных проектов. Но Эфраиму от него нужно совсем не это. И о том, что Эфраим потребует от гениального изобретателя, тот узнает далеко не сразу. Капитана несколько забавляет мужчина на больничной койке. Он младше Эфраима на добрых два десятка лет и видел, пожалуй, на пару войн меньше; седина в светлых волосах почти не заметна — но она есть. И в то же время он знает, что если очнулся — значит, смерть ему не грозит. Не найдется никого среди той пары десятков миллионов оставшихся живых обитателей планеты, кому бы нечего было попросить — или потребовать — у Малыша. Пожалуй, для пары еле выживающих государств пленник Эфраима показался бы более волшебным и невозможным, чем Санта Клаус со всеми его оленями и мешком подарков.
— Не интересно, кто тебя сбил? — интересуется Эфраим. За те несколько дней, что Малыш валялся в забытьи и все пораженные и погибшие ткани его конечностей подвергались реставрации, капитан и его подчиненные не только перебрали механолет Свантесона, но и, насколько могли, разобрались с теми его обитателями, которые были хоть и мертвы, но и интересны. Часть пришлось отложить — система самоуничтожения Свантесоном была разработана прекрасная, и лезть туда голыми руками не хотелось. Часть была создана вовсе не Малышом.
— Я не буду проектировать ничего, что связано с оружием, — просто и спокойно предупреждает Малыш. — Если ваша болтовня является прелюдией перед этой «просьбой» — лучше разрядите ваш пистолет мне в голову, герр.
Эфраим хохочет. На самом деле, услышать подобное от этого человека для политиков большей части стран мира было бы довольно неожиданно. Другие бы рассчитывали на способы принуждения, но Эфраим умеет глядеть в глаза. В глазах Свантесона расстилалась своими снежными барханами Антарктида. А ее не растопить даже парой десятков точечно разведенных пыточных костров.
— Твоя смерть обрадует парочку моих врагов, мальчик.
— Только парочку? — скептически уточняет Малыш. — Моей смерти обрадуется столько же народу, сколько огорчится. Скорее, даже больше.
— У меня меньше врагов, чем у тебя, — смеется Эфраим. — Так что, если хочешь, можешь попробовать узнать, кто тебя сбил, о великий Сванте Свантесон.
— Я хочу узнать, где оказался, — Малыш устало пожимает плечами. Видно, что ему сложно шевелиться.
— Это не интересно, — Эфраиму практически обидно, что «гость» не желает хотя бы попробовать играть по хозяйским правилам.
— Интересно.
— Не для меня, — ухмыляется Длинныйчулок, усаживаясь на стул напротив койки Свантесона и опуская подбородок и руки на спинку стула, оказавшуюся перед грудью.
— Хорошо, — снова пожимает плечами Свантесон, и по его обостряющейся бледности Эфраим понимает, что Малыш устал.
Приходится звать врача, который снова подключает Свантесона к капельнице и кислородной маске. Это немного обидно, потому что Эфраим рассчитывал, что пленник будет слушать его в абсолютно ясном сознании, а не в слегка уплывающем. История Эфраима Длинногочулка достаточно увлекательна, чтобы ею заслушаться.
Эфраим не был изобретателем. Он был биоинженером.
Он провел детство в небольшой деревне в Сибири, куда когда-то сослали его предков. Учился у лучших биологов и биотехнологов Объединенной Сибири, благо после осознания ими, что природа является их козырной картой в мировой политической игре, они отдавали развитию биотехнологических наук много и времени и ресурсов.
Сванте Свантесон. Эфраим уверен, что никем другим не может оказаться его пленник — стоит называть его так, потому что гостем капитан его точно не назвал бы ни при каком раскладе. Эфраим несколько минут обдумывает сложившееся положение, отдает приказ поместить пленного в медицинский отсек и начинает ждать.
Швед долго не приходит в себя. Инженеры — народ не закаленный, они не предусмотрены для утоплений на больших глубинах. Они и на малых-то глубинах предпочитают не оказываться без акваланга — даже англичане, живущие на острове, хотя казалось бы: если вокруг только вода — учись плавать, пригодится. Что уж говорить о шведах.
Только через пять дней медики докладывают, что пленный пришел в сознание. Эфраим смотрит на календарь и усмехается совпадению.
В медотсеке тихо жужжат приборы, слегка пахнет лекарствами — ничего нового или неожиданного.
— С днем рождения, Малыш, — криво ухмыляясь, говорит Эфраим и смотрит в бледное скуластое лицо. Свантесон отвечает взаимностью: суховато кривит губы, чуть поворачивая запястья в пластиковых наручниках. Он весь излучает усталость, будто уже готов, что его жизнь оценят в десяток-другой новых смертоносных проектов. Но Эфраиму от него нужно совсем не это. И о том, что Эфраим потребует от гениального изобретателя, тот узнает далеко не сразу. Капитана несколько забавляет мужчина на больничной койке. Он младше Эфраима на добрых два десятка лет и видел, пожалуй, на пару войн меньше; седина в светлых волосах почти не заметна — но она есть. И в то же время он знает, что если очнулся — значит, смерть ему не грозит. Не найдется никого среди той пары десятков миллионов оставшихся живых обитателей планеты, кому бы нечего было попросить — или потребовать — у Малыша. Пожалуй, для пары еле выживающих государств пленник Эфраима показался бы более волшебным и невозможным, чем Санта Клаус со всеми его оленями и мешком подарков.
— Не интересно, кто тебя сбил? — интересуется Эфраим. За те несколько дней, что Малыш валялся в забытьи и все пораженные и погибшие ткани его конечностей подвергались реставрации, капитан и его подчиненные не только перебрали механолет Свантесона, но и, насколько могли, разобрались с теми его обитателями, которые были хоть и мертвы, но и интересны. Часть пришлось отложить — система самоуничтожения Свантесоном была разработана прекрасная, и лезть туда голыми руками не хотелось. Часть была создана вовсе не Малышом.
— Я не буду проектировать ничего, что связано с оружием, — просто и спокойно предупреждает Малыш. — Если ваша болтовня является прелюдией перед этой «просьбой» — лучше разрядите ваш пистолет мне в голову, герр.
Эфраим хохочет. На самом деле, услышать подобное от этого человека для политиков большей части стран мира было бы довольно неожиданно. Другие бы рассчитывали на способы принуждения, но Эфраим умеет глядеть в глаза. В глазах Свантесона расстилалась своими снежными барханами Антарктида. А ее не растопить даже парой десятков точечно разведенных пыточных костров.
— Твоя смерть обрадует парочку моих врагов, мальчик.
— Только парочку? — скептически уточняет Малыш. — Моей смерти обрадуется столько же народу, сколько огорчится. Скорее, даже больше.
— У меня меньше врагов, чем у тебя, — смеется Эфраим. — Так что, если хочешь, можешь попробовать узнать, кто тебя сбил, о великий Сванте Свантесон.
— Я хочу узнать, где оказался, — Малыш устало пожимает плечами. Видно, что ему сложно шевелиться.
— Это не интересно, — Эфраиму практически обидно, что «гость» не желает хотя бы попробовать играть по хозяйским правилам.
— Интересно.
— Не для меня, — ухмыляется Длинныйчулок, усаживаясь на стул напротив койки Свантесона и опуская подбородок и руки на спинку стула, оказавшуюся перед грудью.
— Хорошо, — снова пожимает плечами Свантесон, и по его обостряющейся бледности Эфраим понимает, что Малыш устал.
Приходится звать врача, который снова подключает Свантесона к капельнице и кислородной маске. Это немного обидно, потому что Эфраим рассчитывал, что пленник будет слушать его в абсолютно ясном сознании, а не в слегка уплывающем. История Эфраима Длинногочулка достаточно увлекательна, чтобы ею заслушаться.
Эфраим не был изобретателем. Он был биоинженером.
Он провел детство в небольшой деревне в Сибири, куда когда-то сослали его предков. Учился у лучших биологов и биотехнологов Объединенной Сибири, благо после осознания ими, что природа является их козырной картой в мировой политической игре, они отдавали развитию биотехнологических наук много и времени и ресурсов.
