Фандом: Малыш и Карлсон, который живёт на крыше, Приключения Пеппи Длинный чулок, Дядя Фёдор, пёс и кот, Винни-Пух. Кому суждено гореть, тот не утонет. Кто смел пировать на его похоронах, тому придется пережить крушение своих надежд. Сванте Свантесон никому ничего не обещал, но тем не менее возвращается из царства мертвых и даже заводит парочку новых друзей.
Добавить в моё избранное
63 мин, 21 сек 3202
Пока Европа и Америка мерились уровнем технических инноваций, сибиряки совершенствовали биологическое оружие.
«Серые гномы» — самые первые модификанты, запущенные в массовое производство, — были собраны по нуклеотидам в лабораториях при Эфраиме. А потом страны одна за другой захлестнуло пламя. Эфраим всегда знал, что военные разведки разных государств не просто не спят, а активно действуют. И потому почти не удивился, когда в репортаже из Осло и Тронхейма опознал в механоидах, используемых в первой волне наступления на эти города, переработанных модификантов, вышедших из его лаборатории. Глупо было ожидать другого.
Немногие умудрялись сохранять свои секреты. И Сванте Свантесон был одним из них. Малыш, на которого, казалось, работали все возможные мощности Швеции, клепал боевых механоидов один за другим, но повторить даже попавшие прямо в руки образцы были способны единицы. Не только потому, что Свантесон использовал порой парадоксальные решения, но и благодаря невозможной, невиданной системе самоуничтожения, вмонтированной в каждого механоида.
Эфраим Длинныйчулок долгое время смотрел на гибель мира вместе с коллегами. А потом запылали леса амазонских джунглей. И очередной удар биологического оружия, вышедшего из-под рук Эфраима, запустил на планете сразу несколько эпидемий и выбил ученого из колеи. «Биосиб» запустил третий, еще более ужасающий проект, а у Эфраима дергался глаз, и последнему вторили руки и ноги в стремлении убежать подальше от войн и бесконечного оружия. Все, чего ему хотелось, — исчезнуть. В другой ситуации он бы покончил с собой, но он отвечал не только за себя, и самоубийство было невозможно.
Федор Дмитриевич, молодой напарник и начальник Эфраима, заметил, что коллега стал слишком напряжен. Уже на третий день после запуска проекта Эфраим нашел у себя в пенале визитку с телефоном некоего «Н». Полного имени загадочного владельца «Атлантиса» Эфраим не узнал до сих пор. Он даже не знал, находится ли владелец на территории комплекса, ведь если да — зачем ему наделять рекомендованного кем-то Эфраима полномочиями капитана? Впрочем, у каждого свои причуды. Может быть, на одном из подчиненных кораблей сидит себе владелец комплекса, тот самый «Н», слушает Шуберта и играет на фисгармонии «Реквием». Ему не нужно забивать себе голову вопросами распределения ресурсов, организации регулярных ремонтов, наладки работ гелийзависимых теплиц и прочими проблемами, которыми занят ныне капитан «Атлантиса».
Когда Эфраим впервые ступил на борт, он, мягко говоря, почувствовал себя экзотично среди чернокожей команды комплекса. «Атлантис» был припрятанным в рукаве козырем Африки. У Африки не было ничего, ни науки, ни производства, зато была пустыня, в которой хорошо удалось спрятать все разработки. И, как ни парадоксально, некоторое количество лидеров, которых в якобы цивилизованном мире иначе как папуасами не называли, умудрились раньше других понять: сила в скрытности. Пока мир смеялся над дикарями, дикари то захватывали парочку суденышек, то в саванне совершенно случайно (а что вы хотите, места дикие, львов и прочих хищников множество) заставляли исчезнуть хорошо снаряженную экспедицию… Все по мелочи, не привлекая ничьего внимания, отбивая тысячи земных поклонов и проливая слезы, оказавшиеся крокодильими, если происходил какой-то инцидент. И действительно сложно представить, сколько можно наворовать, если воровать очень долго. Из наворованного в разных частях мира оборудования и создавался автономный передвижной комплекс, заменивший для ряда народов целый материк. Эфраим был одним из первых, кто вступил на собранный коалицией «Атлантис», и даже сам занимался наладкой и переоборудованием части судов.
Доктор Нильсон ворчит, но нажимает несколько кнопок, и Малыша запихивают в стеклянную каморку. Паранойя шепчет, что он оказался в газовой камере, но Сванте отметает эту мысль. Он совершенно точно помнит, что оболочку защитного костюма пробили твердые клювы проклятых птиц, и левая нога и обе руки грозили оказаться обмороженными. А пришел он в себя вполне себе целым и даже почти здоровым. Тратить ресурсы на восстановление приговоренного к смерти — глупо и бессмысленно. Никто этого делать не будет. Эфраиму что-то нужно, и пока Малыш ему этого не даст — будет жить. Правда, газ, наполняющий камеру, довольно едок и щиплет кожу, но жалобы Малыша вряд ли кого-то взволнуют.
«Серые гномы» — самые первые модификанты, запущенные в массовое производство, — были собраны по нуклеотидам в лабораториях при Эфраиме. А потом страны одна за другой захлестнуло пламя. Эфраим всегда знал, что военные разведки разных государств не просто не спят, а активно действуют. И потому почти не удивился, когда в репортаже из Осло и Тронхейма опознал в механоидах, используемых в первой волне наступления на эти города, переработанных модификантов, вышедших из его лаборатории. Глупо было ожидать другого.
Немногие умудрялись сохранять свои секреты. И Сванте Свантесон был одним из них. Малыш, на которого, казалось, работали все возможные мощности Швеции, клепал боевых механоидов один за другим, но повторить даже попавшие прямо в руки образцы были способны единицы. Не только потому, что Свантесон использовал порой парадоксальные решения, но и благодаря невозможной, невиданной системе самоуничтожения, вмонтированной в каждого механоида.
Эфраим Длинныйчулок долгое время смотрел на гибель мира вместе с коллегами. А потом запылали леса амазонских джунглей. И очередной удар биологического оружия, вышедшего из-под рук Эфраима, запустил на планете сразу несколько эпидемий и выбил ученого из колеи. «Биосиб» запустил третий, еще более ужасающий проект, а у Эфраима дергался глаз, и последнему вторили руки и ноги в стремлении убежать подальше от войн и бесконечного оружия. Все, чего ему хотелось, — исчезнуть. В другой ситуации он бы покончил с собой, но он отвечал не только за себя, и самоубийство было невозможно.
Федор Дмитриевич, молодой напарник и начальник Эфраима, заметил, что коллега стал слишком напряжен. Уже на третий день после запуска проекта Эфраим нашел у себя в пенале визитку с телефоном некоего «Н». Полного имени загадочного владельца «Атлантиса» Эфраим не узнал до сих пор. Он даже не знал, находится ли владелец на территории комплекса, ведь если да — зачем ему наделять рекомендованного кем-то Эфраима полномочиями капитана? Впрочем, у каждого свои причуды. Может быть, на одном из подчиненных кораблей сидит себе владелец комплекса, тот самый «Н», слушает Шуберта и играет на фисгармонии «Реквием». Ему не нужно забивать себе голову вопросами распределения ресурсов, организации регулярных ремонтов, наладки работ гелийзависимых теплиц и прочими проблемами, которыми занят ныне капитан «Атлантиса».
Когда Эфраим впервые ступил на борт, он, мягко говоря, почувствовал себя экзотично среди чернокожей команды комплекса. «Атлантис» был припрятанным в рукаве козырем Африки. У Африки не было ничего, ни науки, ни производства, зато была пустыня, в которой хорошо удалось спрятать все разработки. И, как ни парадоксально, некоторое количество лидеров, которых в якобы цивилизованном мире иначе как папуасами не называли, умудрились раньше других понять: сила в скрытности. Пока мир смеялся над дикарями, дикари то захватывали парочку суденышек, то в саванне совершенно случайно (а что вы хотите, места дикие, львов и прочих хищников множество) заставляли исчезнуть хорошо снаряженную экспедицию… Все по мелочи, не привлекая ничьего внимания, отбивая тысячи земных поклонов и проливая слезы, оказавшиеся крокодильими, если происходил какой-то инцидент. И действительно сложно представить, сколько можно наворовать, если воровать очень долго. Из наворованного в разных частях мира оборудования и создавался автономный передвижной комплекс, заменивший для ряда народов целый материк. Эфраим был одним из первых, кто вступил на собранный коалицией «Атлантис», и даже сам занимался наладкой и переоборудованием части судов.
Сванте
Доктор Нильсон настолько худ, что даже Свантесону глядеть на него страшно. Капитан Длинныйчулок же («доктор Эфраим, парень, тебе ни к чему использовать звания, раз ты не являешься гражданином «Атлантиса») успокаивает. Нильсон был одним из первых экспериментаторов, говорит Эфраим, кто проводил исследования по модификациям человеческих возможностей, и — единственным из тех, на ком непосредственно проводились опыты. Малыш не уточняет, что стало с последующими экспериментаторами. Человек — самое совершенное создание во вселенной. Если закрыть глаза на ряд его недостатков. Совершенство ведь невозможно?Доктор Нильсон ворчит, но нажимает несколько кнопок, и Малыша запихивают в стеклянную каморку. Паранойя шепчет, что он оказался в газовой камере, но Сванте отметает эту мысль. Он совершенно точно помнит, что оболочку защитного костюма пробили твердые клювы проклятых птиц, и левая нога и обе руки грозили оказаться обмороженными. А пришел он в себя вполне себе целым и даже почти здоровым. Тратить ресурсы на восстановление приговоренного к смерти — глупо и бессмысленно. Никто этого делать не будет. Эфраиму что-то нужно, и пока Малыш ему этого не даст — будет жить. Правда, газ, наполняющий камеру, довольно едок и щиплет кожу, но жалобы Малыша вряд ли кого-то взволнуют.
