Фандом: Малыш и Карлсон, который живёт на крыше, Приключения Пеппи Длинный чулок, Дядя Фёдор, пёс и кот, Винни-Пух. Кому суждено гореть, тот не утонет. Кто смел пировать на его похоронах, тому придется пережить крушение своих надежд. Сванте Свантесон никому ничего не обещал, но тем не менее возвращается из царства мертвых и даже заводит парочку новых друзей.
Добавить в моё избранное
63 мин, 21 сек 3205
Чтобы спроектировать человекообразного меха, достаточно сделать ему человеческие части тела. Вообще, не обязательно повторять внутреннюю анатомию.
— Девяносто пять процентов больных — действительно мужчины. В то же время оставшиеся пять процентов — это женщины с редкой формой гемофилии, которая превращает их жизнь в ад. Всех их на планете знают по именам, всех пациенток не допускают до родов, каждой проводят стерилизацию. Смешно, но носителями этого клочка больного ДНК являются мужчины, а болеют женщины2.
— Сестра хоть дожила до защиты твоего диплома? — спрашивает Малыш, прекрасно знавший вероятности происхождения хэппи-эндов в реальной жизни.
— Не… — Эфраим пожимает плечами. — И это при том, что я закрыл два года экстерном. Но, в общем-то, с генетикой я своей дочери подложил огромную свинью.
— И как ты ее вылечил? — уточняет Малыш. Девушка в комнате не была похожа на гемофиличку.
— Пеппи умерла через два года после того, как твои карлсоны пошли в первый бой. Нет, не дергайся — не в бомбежке, моя девочка умерла своей смертью, у меня на руках. Твои чудовища задолжали мне жену.
«Моя мама — ангел», — вспоминает Малыш невесомую, такую слабую улыбку Пеппи, когда она заговорила о родителях. Тогда же она назвала отца негритянским королем. «А моя мамочка — мумия», — чуть не ляпнул тогда Малыш в ответ. Хорошо, что удержался.
— Но тогда кто она?
— Клон… — Эфраим выдохнул и допил спирт из графина. Возможности его печени и почек поражали, Сванте боялся даже на стакан-то смотреть, а капитан выхлебал полуторалитровый графин. Уж не в биомодификациях ли дело?
— Клонов не бывает. Они нежизнеспособны в условиях современной «экологии», точнее, того, что мы из нее сделали, — Малыш помнит статьи с разносом теорий клонирования, которые читала Беттан. Ему было не особенно интересно, но информация осталась где-то в подкорке. Он вообще дорожит всеми воспоминаниями о семье.
— Собственно, именно поэтому существование клона моей дочери возможно только в одной каюте «Атлантиса». ДНК клонов слабее человеческой, — с горечью говорит Эфраим, — они и так искусственные существа, модифицировать клонированных людей у нас пока не получилось. Пеппи и в своем изначальном варианте была очень слабым ребенком, много болела, и это помимо клятой гемофилии. А так как клон получает все «прелести» донорского организма, у нее гемофилия тоже есть. И очень слабый иммунитет. Она не может даже ходить по «Атлантису» и не падать в обморок от перепадов давления, которых не замечает обычный человек. Если она дышит неочищенным воздухом, начинает стареть с необычайной скоростью. Но она — клон моей дочери. Я озаботился сбором биоматериала задолго до смерти Пеппи.
— И чего ты ждешь от меня? — удивленно уточняет Малыш. Он и правда не понимает. Он видит лишь взгляд, полный тщетно скрываемой надежды, но его познания в клонировании равны даже не нулю.
— У меня есть ДНК и клон для совершенствования. Ты — легендарный изобретатель и инженер. По слухам, ты — единственный, кто может создать в искусственном интеллекте возможности самоосознания.
— Врут. Мне это было незачем, — Малыш отрицательно качает головой. Его никогда не занимали вопросы ИИ за пределами боевых задач. А для выполнения боевой задачи саморазвивающийся интеллект даже вреден: а как отрастит себе этику и мораль да воевать откажется? Или того лучше — решит уничтожить создателя? Это, конечно, был бы неплохой шаг в отношении человека, прямо связанного с уничтожением привычной планеты, но тогда Малыш вообще мало задумывался о мире за пределами кульмана.
— Помоги мне сделать Пеппи сильнее. Укрепить ее.
— Я ничего не понимаю в клонировании, — в очередной раз качает головой Малыш.
— Тебе и не нужно, — парирует Эфраим. — Все, что касается биологии, я сделаю сам. Твоя задача — сделать так, чтобы она могла выйти за пределы комнаты. Сделай ее сильной, замени ее слабые кости на стальной скелет, помоги запрограммировать мозги, чтобы они не давали организму стареть. Вместе мы создадим моей дочери настолько прочное тело, что она будет самым совершенным созданием. Ты видишь, какая она. Неужели мы с тобой, участвовавшие в убийстве планеты, должны жить, а она, будто вышедшая из дверей сказки, нет?
Сванте, находясь в глубокой прострации, касается лба. Он уже давно не получал настолько невыполнимых заданий. И, кажется, никогда не получал заданий настолько вдохновляющих.
Наутро у Сванте болит голова. Не из-за похмелья, он-то не пил, просто — накатывает. Доктор в медотсеке тяжело вздыхает, говорит что-то о возможных последствиях травмы и необходимости не только принимать лекарства, но и в целом вести более здоровый образ жизни, а то не мальчик уже, а даже завтракать в одно и то же время никак не хочет. Сванте только отмахивается, выпивает пахнущую мелиссой и зверобоем микстуру, впервые за время, проведенное на «Атлантисе», включает кульман, радуясь, что подчиненные Эфраима не разобрали его на запчасти.
— Девяносто пять процентов больных — действительно мужчины. В то же время оставшиеся пять процентов — это женщины с редкой формой гемофилии, которая превращает их жизнь в ад. Всех их на планете знают по именам, всех пациенток не допускают до родов, каждой проводят стерилизацию. Смешно, но носителями этого клочка больного ДНК являются мужчины, а болеют женщины2.
— Сестра хоть дожила до защиты твоего диплома? — спрашивает Малыш, прекрасно знавший вероятности происхождения хэппи-эндов в реальной жизни.
— Не… — Эфраим пожимает плечами. — И это при том, что я закрыл два года экстерном. Но, в общем-то, с генетикой я своей дочери подложил огромную свинью.
— И как ты ее вылечил? — уточняет Малыш. Девушка в комнате не была похожа на гемофиличку.
— Пеппи умерла через два года после того, как твои карлсоны пошли в первый бой. Нет, не дергайся — не в бомбежке, моя девочка умерла своей смертью, у меня на руках. Твои чудовища задолжали мне жену.
«Моя мама — ангел», — вспоминает Малыш невесомую, такую слабую улыбку Пеппи, когда она заговорила о родителях. Тогда же она назвала отца негритянским королем. «А моя мамочка — мумия», — чуть не ляпнул тогда Малыш в ответ. Хорошо, что удержался.
— Но тогда кто она?
— Клон… — Эфраим выдохнул и допил спирт из графина. Возможности его печени и почек поражали, Сванте боялся даже на стакан-то смотреть, а капитан выхлебал полуторалитровый графин. Уж не в биомодификациях ли дело?
— Клонов не бывает. Они нежизнеспособны в условиях современной «экологии», точнее, того, что мы из нее сделали, — Малыш помнит статьи с разносом теорий клонирования, которые читала Беттан. Ему было не особенно интересно, но информация осталась где-то в подкорке. Он вообще дорожит всеми воспоминаниями о семье.
— Собственно, именно поэтому существование клона моей дочери возможно только в одной каюте «Атлантиса». ДНК клонов слабее человеческой, — с горечью говорит Эфраим, — они и так искусственные существа, модифицировать клонированных людей у нас пока не получилось. Пеппи и в своем изначальном варианте была очень слабым ребенком, много болела, и это помимо клятой гемофилии. А так как клон получает все «прелести» донорского организма, у нее гемофилия тоже есть. И очень слабый иммунитет. Она не может даже ходить по «Атлантису» и не падать в обморок от перепадов давления, которых не замечает обычный человек. Если она дышит неочищенным воздухом, начинает стареть с необычайной скоростью. Но она — клон моей дочери. Я озаботился сбором биоматериала задолго до смерти Пеппи.
— И чего ты ждешь от меня? — удивленно уточняет Малыш. Он и правда не понимает. Он видит лишь взгляд, полный тщетно скрываемой надежды, но его познания в клонировании равны даже не нулю.
— У меня есть ДНК и клон для совершенствования. Ты — легендарный изобретатель и инженер. По слухам, ты — единственный, кто может создать в искусственном интеллекте возможности самоосознания.
— Врут. Мне это было незачем, — Малыш отрицательно качает головой. Его никогда не занимали вопросы ИИ за пределами боевых задач. А для выполнения боевой задачи саморазвивающийся интеллект даже вреден: а как отрастит себе этику и мораль да воевать откажется? Или того лучше — решит уничтожить создателя? Это, конечно, был бы неплохой шаг в отношении человека, прямо связанного с уничтожением привычной планеты, но тогда Малыш вообще мало задумывался о мире за пределами кульмана.
— Помоги мне сделать Пеппи сильнее. Укрепить ее.
— Я ничего не понимаю в клонировании, — в очередной раз качает головой Малыш.
— Тебе и не нужно, — парирует Эфраим. — Все, что касается биологии, я сделаю сам. Твоя задача — сделать так, чтобы она могла выйти за пределы комнаты. Сделай ее сильной, замени ее слабые кости на стальной скелет, помоги запрограммировать мозги, чтобы они не давали организму стареть. Вместе мы создадим моей дочери настолько прочное тело, что она будет самым совершенным созданием. Ты видишь, какая она. Неужели мы с тобой, участвовавшие в убийстве планеты, должны жить, а она, будто вышедшая из дверей сказки, нет?
Сванте, находясь в глубокой прострации, касается лба. Он уже давно не получал настолько невыполнимых заданий. И, кажется, никогда не получал заданий настолько вдохновляющих.
Наутро у Сванте болит голова. Не из-за похмелья, он-то не пил, просто — накатывает. Доктор в медотсеке тяжело вздыхает, говорит что-то о возможных последствиях травмы и необходимости не только принимать лекарства, но и в целом вести более здоровый образ жизни, а то не мальчик уже, а даже завтракать в одно и то же время никак не хочет. Сванте только отмахивается, выпивает пахнущую мелиссой и зверобоем микстуру, впервые за время, проведенное на «Атлантисе», включает кульман, радуясь, что подчиненные Эфраима не разобрали его на запчасти.
