Фандом: Малыш и Карлсон, который живёт на крыше, Приключения Пеппи Длинный чулок, Дядя Фёдор, пёс и кот, Винни-Пух. Кому суждено гореть, тот не утонет. Кто смел пировать на его похоронах, тому придется пережить крушение своих надежд. Сванте Свантесон никому ничего не обещал, но тем не менее возвращается из царства мертвых и даже заводит парочку новых друзей.
Добавить в моё избранное
63 мин, 21 сек 3207
Хотя бы для того, чтобы ты быстрее на Пеппи переключился.
Малыш молчит, обдумывает новое знание. Он никогда не слышал ни о каком Федоре Дмитриевиче, но, если быть честным, он вообще преступно мало знает о биотехнологиях и разработках Объединенной Сибири. Быть может, Эфраим прав. В любом случае Малыш ничего не потеряет, если к его изысканиям присоединится ученый-биотехнолог. Тем более что результаты лабораторных анализов плоти зомби сохранены в кульмане. Тем более что плоть зомби столь разительно отличается от обычной мертвой плоти, что впору заподозрить, что ее чем-то модифицировали. Тем более — Малыш светлеет — что в городе остались образцы зомби и можно будет уговорить Эфраима забрать город из антарктического снежного плена. И снова ходить по узким улочкам под тихое жужжание карлсонов, обдумывая, размышляя, решая задачи. «Конечно, Эфраим расценит это предложение как попытку побега, — думает Малыш, — но попытаться-то стоит!»
К тому же бежать Малыш не собирается. Если капитан «Атлантиса» исполнит свои обещания и поможет с разработками самого Свантесона, то и Сванте выполнит свою часть сделки. Не говоря уже о том, что проект «Пеппи» действительно выглядит крайне интересным. Но ему плохо без города. Сейчас он понимает — в городе он попытался воплотить все свои детские воспоминания о Вазастане, его мощеные улочки, его невысокие дома, запах булочных, утренний ветер и мечту о чуде. В его городе никогда не было живых людей — кощунственной казалась даже мысль, что по городу его детства будут ходить совершенно иные люди, не те, что могли бы.
Следующие недели Эфраим и Сванте (и, что уж греха таить, все прочие инженеры и изобретатели «Атлантиса») не вылезают из лабораторий. Малышу наконец дают отдельную каюту — но, по сути, живет он все равно там же, где работает: просто не видит смысла тратить время на то, чтобы идти к себе. Иногда Эфраим громогласно ругается и заставляет Малыша есть, но гораздо чаще и сам забывает о самых простых потребностях.
Кристофер Робин — ставший уже старшим инженером «Кенги и Ру» — чтобы связь с «Атлантисом» была устойчивее, прокидывает сеть ретрансляторов — почти таких же, что обеспечивали связь Лондона с городом Свантесона. И бурно благодарит Сванте и Эфраима за все те чертежи и проекты, что они отправляют ему. Говорит, даже удалось выдавить зомби почти к самому побережью. И, что самое неожиданное, удалось получить от Министерства большой грант на дальнейшие работы.
Но того, что надо сделать, больше, чем рабочих рук на «Атлантисе». К тому же настоящих инженеров, которые разбираются в механоидах, здесь практически нет. Сванте выписал бы себе кого-нибудь из Швеции, но понимает — это невозможно. Не сейчас.
Он не планировал обдумывать проект «Пеппи». Просто в очередной раз уткнулся в выкладки Эфраима, пытаясь понять, с какой стороны за них взяться, и заснул.
Импланты. Ему снились импланты. Один на затылке, для взаимодействия с головным мозгом. У Эфраима достаточно опыта в биомодификациях, чтобы знать, какая часть мозга нуждается в активации, чтобы подопытный стал сильнее. И как формируется иммунитет — тоже известно. Да и в целом человеческий организм — не то чтобы открытая книга, но не самая сложная штука во вселенной.
Далее четырнадцать керамических имплантов в позвоночнике и усиление костей. Кости станут тяжелей, но затем и нужен имплант-усилитель.
Наноимпланты-лейкоциты и прочие «хамелеоны» для настройки иммунной системы. Это сложнее антиграва, но именно во сне Малыш видит, что это воспроизводимо.
Затем выныривает из сна и пытается понять, как это вообще реализовать. Он работал с нанообъектами еще при создании антигравов, но еще ни разу не имитировал столь маленький объект, как лейкоцит. И биомодификанты для внутренних органов — вотчина Эфраима. Если все получится, задача будет решена.
Эфраим с утра вертит в руках схемы, смотрит на Малыша и, очевидно, надеется, что тот хотя бы сможет объяснить по-человечески свою придумку. Они оба работают вслепую, Эфраим не отличает паяльник от гаечного ключа, а Малышу приходится доверять биотехнологическим выкладкам Эфраима. Он пытается объяснить, показать, но упирается в категоричное: «Нет, парень, вот эти твои «прототипы наноимлантов для иммунной системы» точно вызовут стопроцентное отторжение в организме, я не согласен гробить ни свою дочь, ни подопытное зверье».
Малыш педантично замечает, что не дочь, а клона дочери, и получает в нос так, что перед глазами летят звезды. Эфраим не разговаривает с ним неделю, устраивая таким образом практически вербальную блокаду. Малыш едва удерживается от того, чтобы не прокомментировать «эмоциональные дни» капитана, а потом узнает, что Пеппи перевели из каюты в госпиталь, и вообще — только-только вытащили из реанимации.
— Такое бывает, — замечает капитан, когда Малыш перед ним извиняется, — зайди к ней, она просила.
Малыш не спорит.
Малыш молчит, обдумывает новое знание. Он никогда не слышал ни о каком Федоре Дмитриевиче, но, если быть честным, он вообще преступно мало знает о биотехнологиях и разработках Объединенной Сибири. Быть может, Эфраим прав. В любом случае Малыш ничего не потеряет, если к его изысканиям присоединится ученый-биотехнолог. Тем более что результаты лабораторных анализов плоти зомби сохранены в кульмане. Тем более что плоть зомби столь разительно отличается от обычной мертвой плоти, что впору заподозрить, что ее чем-то модифицировали. Тем более — Малыш светлеет — что в городе остались образцы зомби и можно будет уговорить Эфраима забрать город из антарктического снежного плена. И снова ходить по узким улочкам под тихое жужжание карлсонов, обдумывая, размышляя, решая задачи. «Конечно, Эфраим расценит это предложение как попытку побега, — думает Малыш, — но попытаться-то стоит!»
К тому же бежать Малыш не собирается. Если капитан «Атлантиса» исполнит свои обещания и поможет с разработками самого Свантесона, то и Сванте выполнит свою часть сделки. Не говоря уже о том, что проект «Пеппи» действительно выглядит крайне интересным. Но ему плохо без города. Сейчас он понимает — в городе он попытался воплотить все свои детские воспоминания о Вазастане, его мощеные улочки, его невысокие дома, запах булочных, утренний ветер и мечту о чуде. В его городе никогда не было живых людей — кощунственной казалась даже мысль, что по городу его детства будут ходить совершенно иные люди, не те, что могли бы.
Следующие недели Эфраим и Сванте (и, что уж греха таить, все прочие инженеры и изобретатели «Атлантиса») не вылезают из лабораторий. Малышу наконец дают отдельную каюту — но, по сути, живет он все равно там же, где работает: просто не видит смысла тратить время на то, чтобы идти к себе. Иногда Эфраим громогласно ругается и заставляет Малыша есть, но гораздо чаще и сам забывает о самых простых потребностях.
Кристофер Робин — ставший уже старшим инженером «Кенги и Ру» — чтобы связь с «Атлантисом» была устойчивее, прокидывает сеть ретрансляторов — почти таких же, что обеспечивали связь Лондона с городом Свантесона. И бурно благодарит Сванте и Эфраима за все те чертежи и проекты, что они отправляют ему. Говорит, даже удалось выдавить зомби почти к самому побережью. И, что самое неожиданное, удалось получить от Министерства большой грант на дальнейшие работы.
Но того, что надо сделать, больше, чем рабочих рук на «Атлантисе». К тому же настоящих инженеров, которые разбираются в механоидах, здесь практически нет. Сванте выписал бы себе кого-нибудь из Швеции, но понимает — это невозможно. Не сейчас.
Он не планировал обдумывать проект «Пеппи». Просто в очередной раз уткнулся в выкладки Эфраима, пытаясь понять, с какой стороны за них взяться, и заснул.
Импланты. Ему снились импланты. Один на затылке, для взаимодействия с головным мозгом. У Эфраима достаточно опыта в биомодификациях, чтобы знать, какая часть мозга нуждается в активации, чтобы подопытный стал сильнее. И как формируется иммунитет — тоже известно. Да и в целом человеческий организм — не то чтобы открытая книга, но не самая сложная штука во вселенной.
Далее четырнадцать керамических имплантов в позвоночнике и усиление костей. Кости станут тяжелей, но затем и нужен имплант-усилитель.
Наноимпланты-лейкоциты и прочие «хамелеоны» для настройки иммунной системы. Это сложнее антиграва, но именно во сне Малыш видит, что это воспроизводимо.
Затем выныривает из сна и пытается понять, как это вообще реализовать. Он работал с нанообъектами еще при создании антигравов, но еще ни разу не имитировал столь маленький объект, как лейкоцит. И биомодификанты для внутренних органов — вотчина Эфраима. Если все получится, задача будет решена.
Эфраим с утра вертит в руках схемы, смотрит на Малыша и, очевидно, надеется, что тот хотя бы сможет объяснить по-человечески свою придумку. Они оба работают вслепую, Эфраим не отличает паяльник от гаечного ключа, а Малышу приходится доверять биотехнологическим выкладкам Эфраима. Он пытается объяснить, показать, но упирается в категоричное: «Нет, парень, вот эти твои «прототипы наноимлантов для иммунной системы» точно вызовут стопроцентное отторжение в организме, я не согласен гробить ни свою дочь, ни подопытное зверье».
Малыш педантично замечает, что не дочь, а клона дочери, и получает в нос так, что перед глазами летят звезды. Эфраим не разговаривает с ним неделю, устраивая таким образом практически вербальную блокаду. Малыш едва удерживается от того, чтобы не прокомментировать «эмоциональные дни» капитана, а потом узнает, что Пеппи перевели из каюты в госпиталь, и вообще — только-только вытащили из реанимации.
— Такое бывает, — замечает капитан, когда Малыш перед ним извиняется, — зайди к ней, она просила.
Малыш не спорит.
