Фандом: Малыш и Карлсон, который живёт на крыше, Приключения Пеппи Длинный чулок, Дядя Фёдор, пёс и кот, Винни-Пух. Кому суждено гореть, тот не утонет. Кто смел пировать на его похоронах, тому придется пережить крушение своих надежд. Сванте Свантесон никому ничего не обещал, но тем не менее возвращается из царства мертвых и даже заводит парочку новых друзей.
Добавить в моё избранное
63 мин, 21 сек 3211
И остается проблема с заменой имплантов. В ваших условиях она практически невыполнима.
— Тогда оставь ее в покое, мы добились результата — моя девочка может спокойно жить, это ли не было нашей целью? — огрызается Эфраим.
— Ты не понимаешь, — Малыш пытается не орать. Правда пытается. Но речь ведь о жизни, и не чьей-то, а жизни Пеппи.
— Да, не понимаю, объясняй, — Эфраим бычится, но явно настроился выслушать.
— Мы делали чипы для мозгового импланта из медленно окисляющихся полиметаллов. Это лучшее, что имелось из подходящих материалов. Но в перспективе длительного пользования — это может быть токсичным для ее организма. Излишне токсичным, а улучшать печень уже некуда.
— И я узнаю об этом только сейчас? — яростно шипит Эфраим.
— Серьезно?! — взрывается Сванте. — Ты реально считаешь, что ее состояние неделю назад было настолько хорошим, что риск того не стоил? Я дал ей и себе шесть месяцев. Я могу модернизировать чипы, заменить и усилить импланты, отвечающие за иммунитет. Но не здесь. Никого, кроме меня, город не подпустит. Даже если я отдам ключ управления, даже если кто-то другой пройдет первичную проверку, первое же сказанное им слово, первое же прикосновение к любой поверхности — и ты получишь красиво обугленный труп. С тех пор, как сгорел Вазастан, я, знаешь ли, научился защищать свои города.
— Уйди, я подумаю, — тихо произносит Эфраим.
Сванте больше не заводит разговор про город. Просто продолжает работу, отмахивается от Бирка, когда тот пытается заставить Малыша спать и есть по графику, и не заходит к Пеппи. Просто не может смотреть, как день за днем гаснет смешливая рыжая девчонка, гаснет из-за своего «отца», который уперся рогом — хотя должен бы разбираться в людях и понимать, что Сванте заинтересован в проекте «Пеппи» не меньше него. Лишь иногда Сванте рассказывает Бирку о летающем городе. О его улицах и домах, о тех, кто мог бы там жить, о запахах, звуках, памяти. Как-то раз даже говорит: «Я бы хотел показать город Пеппи. Мне кажется, он ей понравится». Бирк после этого несколько дней молчит и почти забрасывает работу в лаборатории.
— Ты мог бы сделать из своего города убежище, — обвиняюще говорит Бирк через неделю, — мог бы помочь хоть кому-то избежать угрозы зомби.
— Ты веришь, что я мог бы организовать переезд полтысячи людей без того, чтобы город захватило министерство обороны? — спрашивает Сванте, отсмеявшись. — Ты же вроде мой ровесник, а рассуждаешь как подросток. Стоило мне приземлить город да хоть в Стокгольме — несмотря на все вооружение, его бы сразу под контроль взяли военные. Чтобы люди поднялись туда, пришлось бы отключить защитное поле.
— Ты по-своему прав, — говорит Бирк после паузы, — но ты никого не спас из Парижа.
— Там некого было спасать, — отрезает Свантесон. Бирк не видел абсолютно мертвые улицы Парижа, заполненные идущими трупами, пусть говорит, что хочет.
Еще через неделю Эфраим Длинныйчулок бесцеремонно вытаскивает Сванте из лаборатории. Требует, чтобы изобретатель приводил себя в человеческий вид, отсыпался, мылся, брился («И нечего зыркать на меня своими глазами-ледышками!» — пыхтит капитан), а потом подходил на верхнюю палубу «Атлантиса». Сванте не спорит — ему почти все равно. Он сделал для Пеппи все, что мог. Он продолжит делать все, на что способен, чтобы уничтожить зомби. Просто в этот раз его возможности ограничены гораздо сильнее, чем во время эвакуации в Бюллерблю.
— Приведите его, — тихо обращается Эфраим к Фридольфу. Помощник кивает и уходит вглубь корабля. — Идем, я покажу тебе кое-что, — говорит Эфраим Малышу, отрезая себе пути к отступлению. Когда Малыш поворачивается, Эфраиму хочется выругаться: тот мужчина, который спокойно и уверенно смотрел на капитана с больничной койки, выглядел гораздо лучше. У нынешнего Сванте совершенно безжизненные ледяные глаза. Эфраим открывает двери ангара, включает свет.
— Тогда оставь ее в покое, мы добились результата — моя девочка может спокойно жить, это ли не было нашей целью? — огрызается Эфраим.
— Ты не понимаешь, — Малыш пытается не орать. Правда пытается. Но речь ведь о жизни, и не чьей-то, а жизни Пеппи.
— Да, не понимаю, объясняй, — Эфраим бычится, но явно настроился выслушать.
— Мы делали чипы для мозгового импланта из медленно окисляющихся полиметаллов. Это лучшее, что имелось из подходящих материалов. Но в перспективе длительного пользования — это может быть токсичным для ее организма. Излишне токсичным, а улучшать печень уже некуда.
— И я узнаю об этом только сейчас? — яростно шипит Эфраим.
— Серьезно?! — взрывается Сванте. — Ты реально считаешь, что ее состояние неделю назад было настолько хорошим, что риск того не стоил? Я дал ей и себе шесть месяцев. Я могу модернизировать чипы, заменить и усилить импланты, отвечающие за иммунитет. Но не здесь. Никого, кроме меня, город не подпустит. Даже если я отдам ключ управления, даже если кто-то другой пройдет первичную проверку, первое же сказанное им слово, первое же прикосновение к любой поверхности — и ты получишь красиво обугленный труп. С тех пор, как сгорел Вазастан, я, знаешь ли, научился защищать свои города.
— Уйди, я подумаю, — тихо произносит Эфраим.
Сванте больше не заводит разговор про город. Просто продолжает работу, отмахивается от Бирка, когда тот пытается заставить Малыша спать и есть по графику, и не заходит к Пеппи. Просто не может смотреть, как день за днем гаснет смешливая рыжая девчонка, гаснет из-за своего «отца», который уперся рогом — хотя должен бы разбираться в людях и понимать, что Сванте заинтересован в проекте «Пеппи» не меньше него. Лишь иногда Сванте рассказывает Бирку о летающем городе. О его улицах и домах, о тех, кто мог бы там жить, о запахах, звуках, памяти. Как-то раз даже говорит: «Я бы хотел показать город Пеппи. Мне кажется, он ей понравится». Бирк после этого несколько дней молчит и почти забрасывает работу в лаборатории.
— Ты мог бы сделать из своего города убежище, — обвиняюще говорит Бирк через неделю, — мог бы помочь хоть кому-то избежать угрозы зомби.
— Ты веришь, что я мог бы организовать переезд полтысячи людей без того, чтобы город захватило министерство обороны? — спрашивает Сванте, отсмеявшись. — Ты же вроде мой ровесник, а рассуждаешь как подросток. Стоило мне приземлить город да хоть в Стокгольме — несмотря на все вооружение, его бы сразу под контроль взяли военные. Чтобы люди поднялись туда, пришлось бы отключить защитное поле.
— Ты по-своему прав, — говорит Бирк после паузы, — но ты никого не спас из Парижа.
— Там некого было спасать, — отрезает Свантесон. Бирк не видел абсолютно мертвые улицы Парижа, заполненные идущими трупами, пусть говорит, что хочет.
Еще через неделю Эфраим Длинныйчулок бесцеремонно вытаскивает Сванте из лаборатории. Требует, чтобы изобретатель приводил себя в человеческий вид, отсыпался, мылся, брился («И нечего зыркать на меня своими глазами-ледышками!» — пыхтит капитан), а потом подходил на верхнюю палубу «Атлантиса». Сванте не спорит — ему почти все равно. Он сделал для Пеппи все, что мог. Он продолжит делать все, на что способен, чтобы уничтожить зомби. Просто в этот раз его возможности ограничены гораздо сильнее, чем во время эвакуации в Бюллерблю.
Эфраим
Сванте стоит на верхней палубе, пытаясь привыкнуть к солнечному свету. Эфраим видит, как он вдыхает воздух, ловит пальцами капли забортной воды. Эфраим все еще не уверен в своем решении и может все переиграть: починенный, насколько было возможно, механолет заботливо спрятан в ангар и не маячит перед глазами. Он знает, что если Малыш даст слово, что вернется к «Атлантису» вместе с городом, то слово сдержит. Но нельзя исключать случайностей и неожиданностей: Сванте вернется, если механолет будет в достаточно хорошем состоянии, чтобы преодолеть полторы тысячи миль, если в полете Малыш не наткнется на очередную стаю боевых галок, если город нормально пережил консервацию в Антарктиде. Слишком много «если». Впрочем, никто не может назвать капитана «Атлантиса» нерешительным. Да и удача просто обязана наконец повернуться к Малышу лицом. К тому же у Эфраима есть то, что гарантирует: Малыш приложит все силы, чтобы вернуться.— Приведите его, — тихо обращается Эфраим к Фридольфу. Помощник кивает и уходит вглубь корабля. — Идем, я покажу тебе кое-что, — говорит Эфраим Малышу, отрезая себе пути к отступлению. Когда Малыш поворачивается, Эфраиму хочется выругаться: тот мужчина, который спокойно и уверенно смотрел на капитана с больничной койки, выглядел гораздо лучше. У нынешнего Сванте совершенно безжизненные ледяные глаза. Эфраим открывает двери ангара, включает свет.
