Фандом: Ориджиналы. Самобичевание, так сказать…
Добавить в моё избранное
6 мин, 41 сек 18011
Утро определенно не заладилось. Это я поняла, взглянув на градусник. Он, насмешливо поблескивая в рассеянном зимнем свете, показывал тридцать семь и девять. Горло безумно болело. Видно, в нем слишком много невысказанного скопилось, его аж раздирало.
— Ну опять двадцать пять, — пробурчала я, убирая его в футляр. — Уже с утра температура. Великолепно.
Радовало хоть то, что остальные домочадцы ушли на прогулку. Это значит, у меня будет целых три часа полной тишины, и я могу провести их так, как хочу. Могу читать, могу писать, могу рисовать, могу с кошками играть. Кошек у меня, как у истинного независимого автора, уже целых две. Возьму их в охапку, укутаюсь в плед, включу себе фильм и…
— Окно приоткрой, чай горячий налей и пей с медом, а еще имбирь туда порежь. И носки потеплее надень! — раздался назидательный голос.
А я-то надеялась на тишину… Какое там! Очень вовремя вы, месье Фермье, решили вспомнить про своего создателя. Доктор со скептическим видом восседал за столом, то и дело поправлял съезжающее на кончик носа пенсне и постукивал длинными пальцами по какой-то бумажке.
— Надеюсь, вы один, месье Фермье? — с надеждой поинтересовалась я.
— Со мной месье Тео, Грач, а еще какой-то Генрих Геттингер, твой тезка почти. Странный юноша, грезящий небом и полетами. Притащил с собой штык… И каску. Куда девать их?
— В коридоре у пылесоса пусть бросит… — растерянно произнесла я. — А… А вы зачем вообще приперлись? В смысле, пришли?
— Как зачем? — возмутился Грач, возникнув за спиной и заставив меня подпрыгнуть. — Мы пришли тебя лечить.
«Ага, вы, Грач, полечите так, что потом вообще лечить не надо будет. Только белые тапочки надевать», — подумала я, содрогнувшись от одной только мысли, что разведчик может быть моей сиделкой. Впрочем, уж лучше пусть сидит рядом, а не заваривает чай. Он у него подозрительно миндалем пахнет…
— Ну, что стоим? Ложись! — буркнул Фермье, подняв одну бровь.
— Лягу, мне еще зарядник от телефона надо найти…
Поиски зарядника заняли пятнадцать чертовых минут, и все это время Фермье методично выпивал мой мозг. Конечно, доктор прав: когда болеешь, надо лежать в постели, а не шататься по квартире, но связь-то нужна. И фильм посмотреть охота. Давно уж ничего не смотрела, то времени нет, то не хочется, то тишины и покоя не дают. Смотреть фильм и отрываться каждые полчаса невозможно. Возвращаешься и понимаешь, что уже ни сюжета, ни происходящего не помнишь.
Наконец, зарядник был найден, и я удобно устроилась на диване, прихватив своего огромного кота Фрица. Кошка решила, что ей больше нравится сидеть на пианино, и ко мне просто не пошла. Фильм попался интересный, но видимо, в прошлой жизни я изрядно подпортила себе карму: прошли титры, только начал обрисовываться сюжет и… мне позвонили. Мама.
— Да мам? Да, хорошо, сейчас поставлю, — я выключила телефон и вздохнула.
— Ну-с? — Франсуа, все это время молчавший и разглядывавший ноутбук, перевел на меня взгляд.
— Просят засунуть в духовку рыбу, — беспечно отозвалась я, направляясь на кухню.
— Это какое-то безобразие! — возмутился Фермье, всплеснув руками.
— Это не безобразие, а тунец, — возразил ему Грач, разглядывая рыбу в противне.
— Это, вообще-то, горбуша… — осторожно поправила я, разжигая газ. — Мне ее только в духовку засунуть, все остальное уже сделали. Никакого безобразия нет. Идите в комнату и там меня ждите.
Фермье, ворча себе что-то под нос, ушел и устроился на стуле у окна. Грач решил, что на подоконнике он сидеть не хочет, вытеснил со второго стула Генриха и по-хозяйски уселся, подтянув к себе ноги.
— Профтите, герр, но das ist mein мефто, — неуверенно попытался возразить Генрих, но Грач так зыркнул на него, что немец счел безопасным усесться на ковер.
Я разожгла газ, завернула рыбу в фольгу и, размышляя о фильме, засунула противень в духовку, а затем, окрыленная желанием продолжить просмотр, побежала в комнату. Через полчаса надо было проверить, не подгорела ли горбуша, и представьте мое удивление, когда ее вообще не оказалось в духовке. Прямо скажем, челюсть у меня упала на пол.
Рыбы нигде не было. Ни в микроволновке, ни в раковине, ни по шкафам, ни в холодильнике. Я уселась на кафель и уставилась в пространство. Магия какая-то. И ладно бы у меня еще персонажи-волшебники были. Нет же, самые обыкновенные, даже Грач… Пошутили они, что ли? Но никто не выходил… У меня даже слезы на глаза стали наворачиваться. Болеть неприятно; болеть который уж месяц подряд — неприятно вдвойне; а болеть который уж месяц подряд и потерять при этом рыбу на кухне — в высшей степени невыносимо.
— Вставай с пола, черт тебя побери! — рявкнул у меня над ухом голос Франсуа. — Холодно же!
Только я не встала. Франсуа, поджав губы, подхватил меня под руки и поднял силой.
— Ну опять двадцать пять, — пробурчала я, убирая его в футляр. — Уже с утра температура. Великолепно.
Радовало хоть то, что остальные домочадцы ушли на прогулку. Это значит, у меня будет целых три часа полной тишины, и я могу провести их так, как хочу. Могу читать, могу писать, могу рисовать, могу с кошками играть. Кошек у меня, как у истинного независимого автора, уже целых две. Возьму их в охапку, укутаюсь в плед, включу себе фильм и…
— Окно приоткрой, чай горячий налей и пей с медом, а еще имбирь туда порежь. И носки потеплее надень! — раздался назидательный голос.
А я-то надеялась на тишину… Какое там! Очень вовремя вы, месье Фермье, решили вспомнить про своего создателя. Доктор со скептическим видом восседал за столом, то и дело поправлял съезжающее на кончик носа пенсне и постукивал длинными пальцами по какой-то бумажке.
— Надеюсь, вы один, месье Фермье? — с надеждой поинтересовалась я.
— Со мной месье Тео, Грач, а еще какой-то Генрих Геттингер, твой тезка почти. Странный юноша, грезящий небом и полетами. Притащил с собой штык… И каску. Куда девать их?
— В коридоре у пылесоса пусть бросит… — растерянно произнесла я. — А… А вы зачем вообще приперлись? В смысле, пришли?
— Как зачем? — возмутился Грач, возникнув за спиной и заставив меня подпрыгнуть. — Мы пришли тебя лечить.
«Ага, вы, Грач, полечите так, что потом вообще лечить не надо будет. Только белые тапочки надевать», — подумала я, содрогнувшись от одной только мысли, что разведчик может быть моей сиделкой. Впрочем, уж лучше пусть сидит рядом, а не заваривает чай. Он у него подозрительно миндалем пахнет…
— Ну, что стоим? Ложись! — буркнул Фермье, подняв одну бровь.
— Лягу, мне еще зарядник от телефона надо найти…
Поиски зарядника заняли пятнадцать чертовых минут, и все это время Фермье методично выпивал мой мозг. Конечно, доктор прав: когда болеешь, надо лежать в постели, а не шататься по квартире, но связь-то нужна. И фильм посмотреть охота. Давно уж ничего не смотрела, то времени нет, то не хочется, то тишины и покоя не дают. Смотреть фильм и отрываться каждые полчаса невозможно. Возвращаешься и понимаешь, что уже ни сюжета, ни происходящего не помнишь.
Наконец, зарядник был найден, и я удобно устроилась на диване, прихватив своего огромного кота Фрица. Кошка решила, что ей больше нравится сидеть на пианино, и ко мне просто не пошла. Фильм попался интересный, но видимо, в прошлой жизни я изрядно подпортила себе карму: прошли титры, только начал обрисовываться сюжет и… мне позвонили. Мама.
— Да мам? Да, хорошо, сейчас поставлю, — я выключила телефон и вздохнула.
— Ну-с? — Франсуа, все это время молчавший и разглядывавший ноутбук, перевел на меня взгляд.
— Просят засунуть в духовку рыбу, — беспечно отозвалась я, направляясь на кухню.
— Это какое-то безобразие! — возмутился Фермье, всплеснув руками.
— Это не безобразие, а тунец, — возразил ему Грач, разглядывая рыбу в противне.
— Это, вообще-то, горбуша… — осторожно поправила я, разжигая газ. — Мне ее только в духовку засунуть, все остальное уже сделали. Никакого безобразия нет. Идите в комнату и там меня ждите.
Фермье, ворча себе что-то под нос, ушел и устроился на стуле у окна. Грач решил, что на подоконнике он сидеть не хочет, вытеснил со второго стула Генриха и по-хозяйски уселся, подтянув к себе ноги.
— Профтите, герр, но das ist mein мефто, — неуверенно попытался возразить Генрих, но Грач так зыркнул на него, что немец счел безопасным усесться на ковер.
Я разожгла газ, завернула рыбу в фольгу и, размышляя о фильме, засунула противень в духовку, а затем, окрыленная желанием продолжить просмотр, побежала в комнату. Через полчаса надо было проверить, не подгорела ли горбуша, и представьте мое удивление, когда ее вообще не оказалось в духовке. Прямо скажем, челюсть у меня упала на пол.
Рыбы нигде не было. Ни в микроволновке, ни в раковине, ни по шкафам, ни в холодильнике. Я уселась на кафель и уставилась в пространство. Магия какая-то. И ладно бы у меня еще персонажи-волшебники были. Нет же, самые обыкновенные, даже Грач… Пошутили они, что ли? Но никто не выходил… У меня даже слезы на глаза стали наворачиваться. Болеть неприятно; болеть который уж месяц подряд — неприятно вдвойне; а болеть который уж месяц подряд и потерять при этом рыбу на кухне — в высшей степени невыносимо.
— Вставай с пола, черт тебя побери! — рявкнул у меня над ухом голос Франсуа. — Холодно же!
Только я не встала. Франсуа, поджав губы, подхватил меня под руки и поднял силой.
