Ночь не поет песен

— Я рад вас видеть, — поприветствовал его Сэймэй.

— Прошу простить за неурочный визит, я не подумал…

— Проходите скорее в дом, — он посторонился, пропуская его внутрь, и поспешно задвинул за ним сёдзи, добавив: — Не лучшее время, чтобы наслаждаться погодой за его пределами.

Словно в подтверждение его словам по крыше внезапно застучали капли, вскоре превратившиеся в холодный ливень, и в голове проскользнула невольная мысль, что не придется изобретать повод остаться. Сай, устало сняв канмури, уселся на татами перед очагом и протянул к ирори озябшие руки; он не ощущал присутствия ни одного из знакомых шикигами, но Сэймэй мог отослать их с поручением, да и мало ли у духов, даже служащих оммёдзи, собственных занятий? По жилам заструилось тепло, накатывающее от горящего огня мягкими волнами, и Сай с улыбкой пошевелил пальцами — незримая магия Сэймэя дарила покой и защиту. Взгляд его упал на гобан, сиротливо приютившийся в углу, но, вопреки обыкновению, игра сейчас едва ли могла привлечь его усталые мысли, по порочному кругу возвращавшиеся к услышанному в галерее архивного дворца Дайдайри, и сошедшиеся единым потоком непонимание и обида оседали на душе серой тяжелой пылью.

Сэймэй вернулся неслышно, как и всегда; бесшумно ступая по татами, он поставил рядом с ирори поднос, где, вопреки обыкновению, стоял не кувшин нагретого сакэ, а тяжелый на вид чайник, из носика которого поднимался пар. Сай обнял ладонями предложенную чашку, но делать глоток не спешил — прикрыл глаза, наслаждаясь терпким ароматом чая. В этом доме он никогда не ощущал себя гостем. И никогда не ощущал себя чужим.

— Сэймэй, почему я не могу поехать с вами? Если дела задержат вас непозволительно долго, мне не составит труда вернуться в Хэйан-кё в одиночку.

— Я взял бы вас с собой, если бы только мог, — с несвойственной ему горячностью заверил Сэймэй. — И я сожалею, что этому не суждено случиться.

Его красноречивый взгляд говорил больше тысячи слов; Сай хотел было возразить, но голос будто замер на полпути, не давая произнести и звука. Чай, уже успевший остыть, едва заметно горчил на губах, а Саю казалось, что он видит крошечную фигуру путника на убегающей вдаль извилистой дорожке в отражении, по которому то и дело проходила легкая рябь. Язычки пламени, за которыми не отрываясь наблюдал Сэймэй, танцевали в очаге, принимая причудливые формы, яркими всполохами отсвечивали в черных глазах, подчиняясь его воле. «Воображение помогает постичь чувства, уму неподвластные», — как-то раз обтекаемо сказал Сэймэй, вновь уйдя от конкретного ответа на очередной вопрос, и одарил его странно пронизывающим взглядом.

— Где бы я ни был, мои мысли будут с вами, Сэймэй-доно, — произнес Сай, вспомнив его давние слова.

Он молчал; на его переменчивом лице застыло выражение тихой печали, и Сай странным образом не мог отвести от него глаз. Сейчас Сэймэй казался старше: между хмурящихся бровей залегли глубокие складки, а хитрая улыбка, при мысли о Сэймэе первой приходящая на ум, спряталась в уголках рта. Сай не раз видел, как сильно по своему желанию он способен играть со своим обликом, и от мысли, что этой ночью он решил выглядеть именно так, сердце переполняла безысходная грусть, отражавшаяся во взгляде Сэймэя подобно узорной тени кленового листа на беспокойном зеркале воды. Коснуться бы его, как касалась ладонь лунно-серебристого лисьего меха, разгладить пальцами паутинку морщин, прогнать тоску из глаз — та прорвалась бы звериным воем, если бы лисы могли вторить завыванию бури под холодными осенними небесами. Сай приложил к губам сложенные пальцы, зашептав одно из заклятий оммёдо, что оказались ему подвластны, и взору вновь предстал образ странника, уходящего за горизонт: или же это он сам отступал, не замечая, как движется назад, а странник ждал, стоя на месте, пока призрачный силуэт его не скрылся за краем небес?

— Что вы видите, Сай?

Сэймэй вернул пустую чашку на поднос, но не спешил наполнять ее вновь; в его голосе сквозили знакомые нотки любопытства, и Сай позволил себе обрадоваться им.

— Дорогу, — он последовал примеру Сэймэя и поставил свою чашку рядом с его. — И человека, уходящего по ней за горизонт, но ками-сама не показывает его лица.

Боги не дают точных ответов — только намеки да знаки, что каждый вправе толковать по собственному разумению. Сай ощущал себя песчинкой на пути безжалостного бурного потока, зовущегося жизнью, песчинкой, которую вот-вот подхватит течением и унесет неведомо куда. Течением мог быть Сэймэй.

— Вы можете попытаться его представить. Человеческий ум, даже столь искристый и яркий, как ваш, обладает дурной способностью создавать преграды нужным мыслям.

— Предсказания, что вы делаете, тоже основаны на воображении?

— И да, и нет. Мудрость богов не постичь ни потомкам ёкаев, ни простым смертным, так не потому ли нам открывают лишь будущее, которое нельзя изменить?