Меня зовут Персиваль Грейвз

Дай мне ключ к расшифровке.

— У меня только половина ключа.

— И у кого же вторая?

— У Серафины.

— Я так понимаю, если я просто заявлюсь к ней с просьбой выдать вторую половину, она задаст пару вопросов, включающих выражение «нахуя»?

— Скорее всего, — сказал Грейвз, чувствуя облегчение хотя бы от того, что в своё время паранойя заставила его перестраховаться. Он, конечно, не предполагал именно такое развитие событий — он думал о том, что список просто могут украсть… В любом случае, это было предусмотрительно.

— Так, ну и что мне сказать ей, чтобы его получить?

— В этих обстоятельствах — ничего. Я не могу внезапно пересмотреть список европейских агентов.

— А если с кем-то из них что-то случится?

— Нет.

— А если список похищен?

— Нет.

— Ладно, оставим пока эту тему, — Гриндевальд постучал себя пальцем по губам. — Скажи мне вот что… Кто метит на твоё место? Три первые кандидатуры.

— Нокс Валентайн, Диана Кимберли, Джонатан Аредондо.

Гриндевальд глубоко вздохнул.

— Ладно. Пожалуй, хорошенького понемножку, Перси. Можешь прекратить дозволенные речи.

Грейвз молчал, чувствуя себя измождённым.

— Кстати, чтоб ты знал, — Гриндевальд поднялся на ноги. — Учитывая твоё живое воображение, в твоём-то возрасте… Чары запрещают только колдовать. Дрочить они не запрещают.

— Сегодня хочу что-нибудь трогательное, — сказал Гриндевальд, взмахом палочки создавая в облупленной стене камин и устраиваясь у огня с чашкой кофе. — Что-нибудь… — он взмахнул в воздухе печеньем, макнул его в кофе, отгрыз кусочек и облизнул крошки с коротких усов. — В общем, трогательное. Про твоего этого мальчика. Расскажи про свои добрые намерения, Перси, — предложил он. — Есть же в тебе что-то человеческое? Или ты думаешь только про то, как ебать сиротинку?

Грейвз сидел, сцепив руки на коленях, бездумно смотрел в огонь. Бежать он пытался несколько раз — не вышло. Пытался наколдовать лодку, думая, что перетерпит боль, но терпеть не получалось — он отключался от болевого шока до того, как успевал завершить заклинание. Теперь приходилось следить за собой и вести себя, как не-маг, чтобы не отрубиться на полдня, по привычке призвав к себе какую-то мелочь.

Он пытался молчать, но Гриндевальд под Империо заставлял его пить Веритасерум, и молчать как-то не выходило. Он пытался управлять тем, что говорит, но сила воли против зелья была бессильна — он выбалтывал всё, будто они были случайными попутчиками, а Грейвзу нестерпимо хотелось излить кому-нибудь душу.

Гриндевальд вскрыл его, как консервную банку, Грейвзу негде было спрятаться от его жадных вопросов, даже в самом себе ему некуда было пойти и укрыться в мыслях — покров молчания сдёргивался с него за минуту. Он думал о том, что это может быть навсегда — и надеялся, что сойдёт с ума раньше, чем проживёт так несколько лет.

У него оставался только один путь, который он ещё не пробовал. Сотрудничество. Если он будет разговаривать с Гриндевальдом по своей воле — что-то изменится? Сможет ли он притвориться покорным, усыпить его бдительность, дождаться шанса… на что-нибудь?

Ему не давала покоя мысль, что никто не заметил подмены. Почему? Неужели сыграть его было так просто? И он не приходил к Криденсу уже две недели. Мальчик, наверное, волнуется. Гадает, куда он пропал. Ждёт…

— Был холодный день, — сказал Грейвз. Гриндевальд жевал своё печенье и с интересом смотрел в лицо. — Я пришёл опять навестить его. Он всегда стоял, опустив голову, не глядя в лица людей. Протягивал листовку и ждал, пока кто-то возьмёт её. Иногда десять минут… полчаса.

— Бедный мальтчщик, — Гриндевальд шумно отхлебнул кофе. — Дальше.

— Я подошёл к нему, позвал за собой. Он всегда следовал за мной, будто я вёл его на верёвке. Мы остановились в проулке, подальше от церкви. Я забирал у него листовки, одну за одной. Он машинально протягивал мне новые. У него были красные окоченевшие пальцы.

— Да-да, морозный день, я помню, — кивнул Гриндевальд.

Заглядевшись на огонь, Грейвз скрестил руки на груди. Их как будто ломило от холода, хотелось погреть их у камина, но он знал, что это ему не поможет.

— Ну? — Гриндевальд поднял брови. — Перси, Веритасерум у меня в кармане, если тебе надоело говорить самому.

— Я превратил листовки в стаю белых бабочек, — сказал Грейвз.

— Вот так взял и нарушил Статут? Серьёзно, Перси? Какой ты после этого глава магической безопасности?

— Он испугался, — продолжил Грейвз, будто не услышал его. — Они кружились над ним, и он впервые поднял голову, чтобы посмотреть вверх. Смотрел на них… на небо в просвете между домами. Я попросил его не бояться. Взял за руки… Посадил бабочку ему на рукав. И он улыбнулся. Первый раз. Я рассказал ему, что это магия.

— Перси, в тебе пропадает великолепный рассказчик, ты знаешь?