Erratum

Кто-то из людей все же смог вырваться с поля, они были почти нетронуты местной землей, но силы их иссякали, шаги замедлялись, и ноги так или иначе начинали увязать в песке, а головы жутких тварей все появлялись и появлялись из-под земли, пока, казалось бы, на каждого из несчастных не стало приходиться по персональному слизняку.

Женщина, вогнанная в почву по колено, стояла в паре шагов от червя и неистово кричала, а он медленно, не торопясь двигался к ней, словно понимал, что ей уже никуда не деться. Ни одним движением он не выказал спешки — двигался плавно и неотвратимо. Лили смотрела на эту сцену несколько мгновений, но ей хватило — она больше не могла просто стоять и наблюдать или убегать. Какой смысл был бегать, если в конце концов все заканчивалось одинаково. Она не станет уподобляться южанину или несчастному без ног, если уж суждено ей быть сожранной каким-то слизняком-переростком заживо, то пусть он подавится ею, и она побежала. Ноги слушались ее исправно, и вскоре Лили оказалась между женщиной и червем. Тварь замедлила свое движение от неожиданности: видимо, маневры жертв в духе нападения были ей в диковинку, но затем все также спокойно двинулась дальше, окутывая Лили отвратительной слизью.

— Благослови тебя боже, — шептала женщина, вся в слезах, видя, как фигурка девушки растворяется в безликой присоске-пасти чудовища. И тут сверху над ее головой пространство озарилось светом и червь замер, пораженный, а затем начал отступать назад. Женщина подняла глаза наверх и увидела сияющую фигуру с мечом, спускающуюся к ней, и вновь заплакала, но уже от счастья, потому что понимала, что в руках своих он держит ее избавление. Когда сильная рука потянулась к ней, она без колебаний протянула свою, и ладони, сомкнувшись, загорелись словно бы обе, и тело страдалицы будто сделалось невесомым, и, оторвавшись от страшной пустынной земли, воспарило в воздухе, и стало подыматься все выше, покинув место печали.

— Девушка, — шептала женщина, указывая свободной рукой вниз, — там девушка, — но ангел не слышал ее — он нес освобожденную душу к свету.

Она очнулась среди обнаженных тел, но не знала, кто она. Вокруг лежали такие же, как она: те же руки, ноги, переплевшиеся друг с другом, спящие лица, спутанные волосы. Она кое-как выбралась из груды тел и поплелась в неизвестном направлении. Мир был полон зелени, цветущих благоухающих кустов — их запах дурманил и вызывал желание прилечь. И она видела массы последовавших этому желанию, прямо там, возле удивительных растений. Со скалистых склонов струились водопады, и в их струях плескались жители, они смеялись и были бодры, девушки визжали, а юноши обрызгивали их водой, зачерпывая прямо из озера под водопадами. Повсюду царило либо безудержное веселье, либо удовлетворенный сон. Ее мучила жажда, но она остановилась на краю озера, не в силах зачерпнуть и выпить воды — что-то мешало. Она не понимала толком, что, но знала, что пить не стоит.

К ней подбежал веселый парень и, улыбаясь, потянул ее за руку в воду, но она заупрямилась и выдернула свою руку из его.

— Идем с нами, будем плескаться, — произнес он, удивляясь ее реакции.

— Я не хочу, — ответила она, пристально глядя в его глаза, и не видя за ними ничего — одну пустоту, словно там и не было вовсе человека, лишь картинка, красиво нарисованная картинка.

— Тогда иди к ним, — пропела мелодичным голосом подошедшая к ним девушка, подремлешь в райских кущах, — и, переглянувшись, оба понимающе улыбнулись.

— Тебе приснятся такие сны, каких ты в жизни не видела, — произнес парень.

— Они когда-нибудь просыпаются? — неожиданно спросила она, глядя на спящих.

— Им хорошо, — брови девушки подскочили вверх, — так разве важно остальное?

— Конечно, просыпаются, — благожелательно ответил парень, — когда наступает намад-хаул.

— Что это такое? — спросила она.

— Это время любви, — улыбнулся он, — когда все любят друг друга.

Она невольно взглянула в сторону тех тел, из которых выбралась.

— Верно, — кивнул он, — они отдыхают после намад-хаула.

— Но я выбралась оттуда, — пробормотала она.

Тогда оба улыбнулись:

— С возвращением, счастливая.

Она едва ли ощущала себя счастливой, напротив, ее не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Она не смогла бы объяснить, что именно, но точно знала, что не так.

— Тебе пойдет на пользу омовение, — вновь потянул ее за руку парень. — После намада всегда так, не теряйся.

— Вы тоже прошли через него? — спросила она.

— Нет, — захихикала девушка, косясь на парня, — мы плещемся в озере.

— А кроме этого?

— Что значит кроме?

Они оба смотрели на нее удивленно, значит, и правда не понимали, о чем она. Но не могли же они плескаться в этом озере вечно.

— И никогда не спали под кустами? — стала она нащупывать истину дальше.