567 мин, 45 сек 5536
Почему не сегодня? Ведь мы не властители завтра, завтра — не существует, есть только здесь и сейчас.
— То есть вы хотите сказать, что я всегда была здесь с вами? Но я помню, что есть что-то помимо здесь и сейчас. — Возразила Лили.
— И что же это?
— Просто я… у меня что-то с головой, я не могу вспомнить.
— Лили, — теперь его глаза смотрели печально, - уходя, мы все теряем только настоящее. Сейчас мы не можем ничего изменить, потому что потеряли его.
— Но мы же сейчас говорим с вами, значит, настоящее существует, здесь, рядом с нами, в нас.
— Боюсь, это все иллюзия. — Произнес он, откладывая перо и пергамент в сторону. — Я всегда предпочитал перо оружию, и что? Я декларировал множество истин, а дошел до единиц из них, если вообще дошел.
Лили повернула голову к палаткам, потому что ей показалось, что оттуда донеслись голоса и стоны, но они по-прежнему были пусты.
— Кто вы, Марк? — Спросила она. — Я не встречала раньше такого, как Вы..
— Я принадлежу к философам, киникам, — ответил он,- и почитаю своими учителем Миопия. Я с юности привык к простой жизни, — он махнул рукой в сторону палаток, — так что меня не тяготит место, в котором я очутился.
— Увы, - извиняющимся тоном произнесла она, — я никогда не слышала о вашем учителе.
— О, он был рабом, — ответил Марк, — но за его взгляды хозяин изгнал его прочь, как сумасшедшего. — Он рассмеялся и вновь потянулся к перу. — Он говорил, что весь мир — безумный театр, сон, видение, и никто не понимал, насколько он был прав.
Лили показалось, что почва под ее ногами качнулась, и мир вокруг действительно был лишь гигантскими театральными подмостками. Вот замерли декорации в виде палаток вокруг, застыла на небе картонная луна, и вскоре на сцену выйдут актеры и начнется спектакль.
— Мне повезло, — тем временем говорил Марк, — в моем спектакле не было трагедий, у меня была богатая родня, хорошие учителя, дети мои не были обделены здоровьем, и жена — добра и простодушна. Все, чего я хотел — это жить в согласии со своим внутренним я и ни о чем не сожалеть.
— У вас получилось? — Лили зачарованно смотрела на его руки и неустанное движение его длинных пальцев.
Марк вздохнул и ничего не ответил, он глядел куда-то вдаль на палатки. Лили проследила за его взглядом и, содрогнувшись, увидела тени на полотнищах, словно там были люди, потом отчетливо услышала голоса и стоны.
— Я никогда не был солдатом, — услышала она голос Марка, — но мне пришлось, как пришлось управлять страной, я знаю, что племена германцев дики, и необходимо остановить их, уберечь империю от их вторжения, но во мне нет ни ненависти, ни стремления убийства или завоевания. Возможно, в этом я расхожусь со своим внутренним миром, в этом я неискренен.
— Марк, — Лили приблизилась к нему в стремлении утешить, и только теперь заметила лихорадочный блеск его глаз и язвы на руках. — Вам нездоровится?
— Я болен, - ответил он, - и многие из моих солдат. Мы выиграли битву, но нас настигла болезнь. Природа не совершает ошибок, это лишь означает, что мы расходимся с ее великим замыслом: наша победа и наше существование, как таковое. Что вы видите? Полководца и его солдат? Всмотритесь получше, — он обвел рукой горизонт, - это армия мертвецов.
Лили обхватила руками его голову и прижала к себе, ее пальцы зарылись в его волосы. Он был тем, чьи намерения всегда были чисты, но действительность и долг завели его в противоположную сторону от идеалов. Он провозглашал жизнь, а вокруг царила лишь смерть, он не осуждал других, а на поле боя ему приходилось лишать других жизни, бесцеремонно и не колеблясь. Он был философом, а ему дали в руки меч и заставили стать солдатом. Лили прижимала его к себе и оплакивала его мечты, его светлые намерения, тот мир, каким он мог бы стать, если бы Марку позволили быть собой.
— Как это случилось? — Спросила она.
— Я умер от чумы в Вене. — Ответил он.
— Это всего лишь сон, — прошептала Лили, склоняясь и целуя его в голову. — Всего лишь сон, Марк.
Калеб, изумленно глядя на возникшую из ниоткуда в покоях девушку, безмолвно раскрыл перед ней двери. И Лили, едва кивнув ему в знак благодарности, прошла мимо. Ник стоял у окна, в точности, как в ее сне, только ему ничто не угрожало, и рядом не было никаких признаков опасности. Тогда Лили по-настоящему стало страшно и неловко — ради чего она пришла, что ему теперь сказать, как объяснить. Так глупо было поддаться дурацкому сну и привидевшимся в нем эмоциям.
Ник медленно повернул голову, и глаза его чуть расширились, выдавая удивление от ее появления.
— Калеб? — Он вопросительно посмотрел на человечка, но тот лишь отрицательно покачал головой и растворился в дверях, закрывая их за собой. — Чем обязан? — Теперь он обращался к ней, и в его интонациях едва ли звучала радость или нежность.
— То есть вы хотите сказать, что я всегда была здесь с вами? Но я помню, что есть что-то помимо здесь и сейчас. — Возразила Лили.
— И что же это?
— Просто я… у меня что-то с головой, я не могу вспомнить.
— Лили, — теперь его глаза смотрели печально, - уходя, мы все теряем только настоящее. Сейчас мы не можем ничего изменить, потому что потеряли его.
— Но мы же сейчас говорим с вами, значит, настоящее существует, здесь, рядом с нами, в нас.
— Боюсь, это все иллюзия. — Произнес он, откладывая перо и пергамент в сторону. — Я всегда предпочитал перо оружию, и что? Я декларировал множество истин, а дошел до единиц из них, если вообще дошел.
Лили повернула голову к палаткам, потому что ей показалось, что оттуда донеслись голоса и стоны, но они по-прежнему были пусты.
— Кто вы, Марк? — Спросила она. — Я не встречала раньше такого, как Вы..
— Я принадлежу к философам, киникам, — ответил он,- и почитаю своими учителем Миопия. Я с юности привык к простой жизни, — он махнул рукой в сторону палаток, — так что меня не тяготит место, в котором я очутился.
— Увы, - извиняющимся тоном произнесла она, — я никогда не слышала о вашем учителе.
— О, он был рабом, — ответил Марк, — но за его взгляды хозяин изгнал его прочь, как сумасшедшего. — Он рассмеялся и вновь потянулся к перу. — Он говорил, что весь мир — безумный театр, сон, видение, и никто не понимал, насколько он был прав.
Лили показалось, что почва под ее ногами качнулась, и мир вокруг действительно был лишь гигантскими театральными подмостками. Вот замерли декорации в виде палаток вокруг, застыла на небе картонная луна, и вскоре на сцену выйдут актеры и начнется спектакль.
— Мне повезло, — тем временем говорил Марк, — в моем спектакле не было трагедий, у меня была богатая родня, хорошие учителя, дети мои не были обделены здоровьем, и жена — добра и простодушна. Все, чего я хотел — это жить в согласии со своим внутренним я и ни о чем не сожалеть.
— У вас получилось? — Лили зачарованно смотрела на его руки и неустанное движение его длинных пальцев.
Марк вздохнул и ничего не ответил, он глядел куда-то вдаль на палатки. Лили проследила за его взглядом и, содрогнувшись, увидела тени на полотнищах, словно там были люди, потом отчетливо услышала голоса и стоны.
— Я никогда не был солдатом, — услышала она голос Марка, — но мне пришлось, как пришлось управлять страной, я знаю, что племена германцев дики, и необходимо остановить их, уберечь империю от их вторжения, но во мне нет ни ненависти, ни стремления убийства или завоевания. Возможно, в этом я расхожусь со своим внутренним миром, в этом я неискренен.
— Марк, — Лили приблизилась к нему в стремлении утешить, и только теперь заметила лихорадочный блеск его глаз и язвы на руках. — Вам нездоровится?
— Я болен, - ответил он, - и многие из моих солдат. Мы выиграли битву, но нас настигла болезнь. Природа не совершает ошибок, это лишь означает, что мы расходимся с ее великим замыслом: наша победа и наше существование, как таковое. Что вы видите? Полководца и его солдат? Всмотритесь получше, — он обвел рукой горизонт, - это армия мертвецов.
Лили обхватила руками его голову и прижала к себе, ее пальцы зарылись в его волосы. Он был тем, чьи намерения всегда были чисты, но действительность и долг завели его в противоположную сторону от идеалов. Он провозглашал жизнь, а вокруг царила лишь смерть, он не осуждал других, а на поле боя ему приходилось лишать других жизни, бесцеремонно и не колеблясь. Он был философом, а ему дали в руки меч и заставили стать солдатом. Лили прижимала его к себе и оплакивала его мечты, его светлые намерения, тот мир, каким он мог бы стать, если бы Марку позволили быть собой.
— Как это случилось? — Спросила она.
— Я умер от чумы в Вене. — Ответил он.
— Это всего лишь сон, — прошептала Лили, склоняясь и целуя его в голову. — Всего лишь сон, Марк.
Калеб, изумленно глядя на возникшую из ниоткуда в покоях девушку, безмолвно раскрыл перед ней двери. И Лили, едва кивнув ему в знак благодарности, прошла мимо. Ник стоял у окна, в точности, как в ее сне, только ему ничто не угрожало, и рядом не было никаких признаков опасности. Тогда Лили по-настоящему стало страшно и неловко — ради чего она пришла, что ему теперь сказать, как объяснить. Так глупо было поддаться дурацкому сну и привидевшимся в нем эмоциям.
Ник медленно повернул голову, и глаза его чуть расширились, выдавая удивление от ее появления.
— Калеб? — Он вопросительно посмотрел на человечка, но тот лишь отрицательно покачал головой и растворился в дверях, закрывая их за собой. — Чем обязан? — Теперь он обращался к ней, и в его интонациях едва ли звучала радость или нежность.
Страница
89 из 160
89 из 160