Добавить в моё избранное
24 мин, 57 сек 2794
Существует изо дня в день, проживая свою жизнь точно по сценарию в амплуа статиста.
Дом — работа.
Всю свою боль искусствовед выплёскивает в экспрессии картин. Не талантливых картин — вполне посредственных, не способных никого удивить мастерством или оригинальностью мысли.
Так зачем она вообще живёт? А точнее — существует?
Женщина энергично замотала головой, отгоняя не пойми откуда взявшиеся мрачные мысли, которые сроду её голову не посещали. Что вообще за чертовщина с ней творится?
Глубоко склонив голову, София сплела пальцы на руках в замок и крепко зажмурила глаза, после чего начала быстро, но ясно выговаривая каждое слово, читать молитву по памяти:
— Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
Повторив её три раза подряд, Интевас осмелилась поднять голову и открыть глаза. В тот же миг она снова ощутила взгляд. Но теперь он отличался. Если раньше он был точечным, и она могла предположить, откуда мальчишка может на неё смотреть, то теперь казалось, что на неё смотрят отовсюду. Сотни маленьких невидимых глаз.
Хотелось, сорвавшись с места, открыть все шкафчики на кухне, отодвинуть, опрокинуть, сорвать всё то, за чем можно спрятаться, чтобы лишить выродков, играющих с ней, своих укрытий. Но это же всё не по-настоящему? Ей всего лишь чудится… так ведь? Грань между реальностью и фантазиями окончательно истёрлась, теперь не понятно: где правда, а где вымысел. Бредовые мысли виднелись в слишком реальном свете, словно это не проделки больного разума, а явь.
Соскользнув со стула, женщина легла на пол, поджав к груди колени. Из широко распахнутых покрасневших глаз потекли слёзы, но сама мученица не издавала и звука. Её рыдания были идеально беззвучными. Даже и носом не шмыгнет, позволяя одной жидкости смешиваться с другой и стекать по исхудавшей щеке к уху, скапливаясь у ушной раковины в крупные капли, которые, падая на ламинат, обречённо разбиваются с глухим звуком.
Мягкий лунный свет заливал небольшую комнатку более чем скромного убранства. Около широкого окна, занавешенного дешёвыми неброского синего цвета шторами, расположился подержанный угловой диван в обивке из бежевой ткани. У противоположной окну стены стоял одинокий двухстворчатый сосновый шкаф и рядом, чуть левее — комплектный комод, над которым расположилось овальное зеркало. Каждое утро и вечер София разочарованно рассматривала в нём своё отражение. Её не радовал осунувшийся вид лица, потускневшие ломкие и заметно поредевшие волосы — в целом свой вид приносил лишь горечь обречённости. Из дня в день она лишь уныло наблюдала за увядающей и покидающей её красотой. По поверхности столешницы были раскинуты разные побрякушки: недорогая косметика, сроки годности которой уже давно истекли; керамические и стеклянные фигурки, что дарили учителю дети, почему-то считая это лучшим подарком для практически сорокалетней женщины; бижутерия из грошовых металлов и пластмассы, самое ценное кольцо — серебряное, с маленьким лазуритом сомнительного качества, которое продала за бесценок гадалка, остро нуждающаяся в деньгах.
Сновидения снились обрывочные и страшные, от того и сон был неспокойным. Резко открыв глаза, женщина смахнула рукавом рубашки испарину, выступившую на лбу. Она тяжело и часто дышала. В голове то и дело сновали разные мысли, она даже начала всерьёз подумывать о помощи специалиста. Не то чтобы она была уверена в том, что у неё с головой в последнее время не всё в порядке, но и жить так становится невыносимо. Мания преследования, параноидальные мысли, кошмары по ночам — всё это, возможно, возникло на фоне какого-то стресса, поэтому и решение проблемы лежит в паре аккуратных идентичных таблеточек.
София перекатилась со спины на бок, и ей нестерпимо захотелось коснуться ладонью холодного пола. Ощутить прохладу старого потрепанного временем линолеума, поэтому, медленно опустив руку, учительница коснулась костяшками пальцев гладкой поверхности.
Внезапно её что-то схватило за запястье. Маленькое и холодное. Женщина тут же метнула взгляд вниз, к руке, и обомлела. Миниатюрная детская ручка с кожей сероватого оттенка сжимала её конечность. Под давно нестрижеными ногтями пролегали тёмно-коричневатого жирные полоски грязи цвета запёкшейся крови, и комнату медленно, но верно заполнил смрад гниющей плоти.
Судорожно, как астматик в приступе, глотая воздух, Интевас в панике смотрела на детский кулачок. Она хотела одёрнуть руку, закричать и убежать, но её словно парализовало. Она могла лишь захлёбываться ужасом в немой истерике; ощущать, как бешено стучит её сердце, грозясь вот-вот разорваться.
Маленький кулачок сильнее сжал её запястье, ногтями впиваясь в кожу до крови.
Дом — работа.
Всю свою боль искусствовед выплёскивает в экспрессии картин. Не талантливых картин — вполне посредственных, не способных никого удивить мастерством или оригинальностью мысли.
Так зачем она вообще живёт? А точнее — существует?
Женщина энергично замотала головой, отгоняя не пойми откуда взявшиеся мрачные мысли, которые сроду её голову не посещали. Что вообще за чертовщина с ней творится?
Глубоко склонив голову, София сплела пальцы на руках в замок и крепко зажмурила глаза, после чего начала быстро, но ясно выговаривая каждое слово, читать молитву по памяти:
— Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
Повторив её три раза подряд, Интевас осмелилась поднять голову и открыть глаза. В тот же миг она снова ощутила взгляд. Но теперь он отличался. Если раньше он был точечным, и она могла предположить, откуда мальчишка может на неё смотреть, то теперь казалось, что на неё смотрят отовсюду. Сотни маленьких невидимых глаз.
Хотелось, сорвавшись с места, открыть все шкафчики на кухне, отодвинуть, опрокинуть, сорвать всё то, за чем можно спрятаться, чтобы лишить выродков, играющих с ней, своих укрытий. Но это же всё не по-настоящему? Ей всего лишь чудится… так ведь? Грань между реальностью и фантазиями окончательно истёрлась, теперь не понятно: где правда, а где вымысел. Бредовые мысли виднелись в слишком реальном свете, словно это не проделки больного разума, а явь.
Соскользнув со стула, женщина легла на пол, поджав к груди колени. Из широко распахнутых покрасневших глаз потекли слёзы, но сама мученица не издавала и звука. Её рыдания были идеально беззвучными. Даже и носом не шмыгнет, позволяя одной жидкости смешиваться с другой и стекать по исхудавшей щеке к уху, скапливаясь у ушной раковины в крупные капли, которые, падая на ламинат, обречённо разбиваются с глухим звуком.
Мягкий лунный свет заливал небольшую комнатку более чем скромного убранства. Около широкого окна, занавешенного дешёвыми неброского синего цвета шторами, расположился подержанный угловой диван в обивке из бежевой ткани. У противоположной окну стены стоял одинокий двухстворчатый сосновый шкаф и рядом, чуть левее — комплектный комод, над которым расположилось овальное зеркало. Каждое утро и вечер София разочарованно рассматривала в нём своё отражение. Её не радовал осунувшийся вид лица, потускневшие ломкие и заметно поредевшие волосы — в целом свой вид приносил лишь горечь обречённости. Из дня в день она лишь уныло наблюдала за увядающей и покидающей её красотой. По поверхности столешницы были раскинуты разные побрякушки: недорогая косметика, сроки годности которой уже давно истекли; керамические и стеклянные фигурки, что дарили учителю дети, почему-то считая это лучшим подарком для практически сорокалетней женщины; бижутерия из грошовых металлов и пластмассы, самое ценное кольцо — серебряное, с маленьким лазуритом сомнительного качества, которое продала за бесценок гадалка, остро нуждающаяся в деньгах.
Сновидения снились обрывочные и страшные, от того и сон был неспокойным. Резко открыв глаза, женщина смахнула рукавом рубашки испарину, выступившую на лбу. Она тяжело и часто дышала. В голове то и дело сновали разные мысли, она даже начала всерьёз подумывать о помощи специалиста. Не то чтобы она была уверена в том, что у неё с головой в последнее время не всё в порядке, но и жить так становится невыносимо. Мания преследования, параноидальные мысли, кошмары по ночам — всё это, возможно, возникло на фоне какого-то стресса, поэтому и решение проблемы лежит в паре аккуратных идентичных таблеточек.
София перекатилась со спины на бок, и ей нестерпимо захотелось коснуться ладонью холодного пола. Ощутить прохладу старого потрепанного временем линолеума, поэтому, медленно опустив руку, учительница коснулась костяшками пальцев гладкой поверхности.
Внезапно её что-то схватило за запястье. Маленькое и холодное. Женщина тут же метнула взгляд вниз, к руке, и обомлела. Миниатюрная детская ручка с кожей сероватого оттенка сжимала её конечность. Под давно нестрижеными ногтями пролегали тёмно-коричневатого жирные полоски грязи цвета запёкшейся крови, и комнату медленно, но верно заполнил смрад гниющей плоти.
Судорожно, как астматик в приступе, глотая воздух, Интевас в панике смотрела на детский кулачок. Она хотела одёрнуть руку, закричать и убежать, но её словно парализовало. Она могла лишь захлёбываться ужасом в немой истерике; ощущать, как бешено стучит её сердце, грозясь вот-вот разорваться.
Маленький кулачок сильнее сжал её запястье, ногтями впиваясь в кожу до крови.
Страница
5 из 8
5 из 8
