Глад и мор

И уже не понять, кто первым крикнул:

— Руби монашек на холодец!

Варька слышала этот призыв, слышала крики, от которых стыла кровь в жилах. Сначала они звучали часто, но скоро вовсе стихли…

Потом в коридоре раздались шаги. По звуку Варька поняла — не свои. Человек шел как хозяин, не пряча своих шагов. Но казалось — на ногах стоит некрепко. Дверь за дверью открывал кельи. Вроде как осматривал их.

Дошел до кельи, в которой пряталась Варька. Толкнул дверь, та не поддалась.

— Открывай, зараза!

Варька затаила дыхание, но было уже поздно. Человек с той стороны стал лупить по двери.

Вероятно, начнись сейчас светопреставление, Варька бы выдохнула с облегчением. Но ангелы апокалипсиса мирно дремали в своих ложах.

Казалось: двери толстые, должны выдержать. Но после третьего удара гвозди вышли из трухлявых досок.

На пороге стоял парень — ненамного старше Варьки. Увидев послушницу, он улыбнулся. От этой улыбки у девчонки сердце рухнуло вниз.

— Ну ты смотри какая… — проговорил он.

И вошел в келью, на ходу развязывая тесемки штанов.

— Пощади… — просила Варька.

Тот покачал головой и упал на нее.

Что было дальше, Варька помнила плохо. На всю жизнь ей запомнился запах перегара — видно, перед осмотром келий парень крепко приложился к монастырскому вину. Она помнила его лицо, все в жирных чирьях — хотя в комнатушке и было темно. Помнила: борьбу, как его руки мяли ее тело, пытались залезть под одежду.

Зато память начисто вымарала момент, как Варька накинула на шею насильника четки, стала закручивать их в узел. Не помнила, как парень царапал горло, пытаясь освободиться от удавки. Как потом затих на ее груди, как Варька долго боялась шевельнутся, словно боялась, что разбудит покойника.

Следующее, что помнила: мертвец, лежащий на полу. Его лицо белое словно мел в лунном свете, огромные, но опустевшие глаза.

Прочь… — стучало в голове. — Подальше отсюда.

Но было ясно: в обычной одежде не пройти через монастырь.

Глотая слезы, Варька переоделась, вышла из кельи. Пошла по переходам монастыря.

Услышав шаги — пряталась. Раз налетела на двоих холопов — те были пьяными вдрызг.

Казалось невозможным: как за те несколько часов, которые холопы владели монастырем, можно было натаскать столько грязи, пролить столько крови.

Путь на улицу шла через трапезную.

Посреди нее стоял большой казан — тот самый, в котором еще недавно кипятили воду, вылитую на осаждающих. Под ним горел огонь — в него бросали разломанные лавки, скамейки.

В котле варился бульон.

Рядом лежала мертвая монахиня. Ноги ниже колена у нее не было.

Вокруг костра сидели казаки и холопы. Мимо них нельзя было пройти незаметно. И Варька остановилась в тени у колонны.

Ее заметили, но приняли за своего.

Кто-то протянул ей миску:

— Садись, паря… Поешь… Хм… Что называется — От святаго духа!

Кривозубого сидящие у огня бандиты поддержали хохотом: слишком громким и слишком натужным, чтоб быть настоящим. Казалось, они сами в ужасе от содеянного и пытаются смехом разогнать страх.

И не просто людоедствуют, а принимают какое-то бесовское причастие. И побеги кто сейчас от этого казана с человечиной, догонят и убьют, как чужака.

Варе подали миску с варевом горячим, от которого шел такой запах, что желудок начинал крутиться, старался выскочить наружу. Но разум твердил: не сметь, не дышать даже.

Зато иной голосок, вкрадчивый шептал: сделай глоток — и тебе станет лучше, теплей, сытнее… Да и если не съешь — так узнают в тебе своего врага. Придушат и тут же в этом казане сварят. И хорошо, коли сразу придушат…

Варька поднесла миску ко рту. Посуда приятно грела руки.

Я только сделаю вид, что пригубила, — оправдывалась про себя Варька. — Пригублю, но есть не буду.

Варево было грязно-серого цвета, под пеной будто плавало что-то.

Бессон порылся за пазухой, достал узелок, размером с кулак, замотанный в тряпицу.

— Человечину жевать лучше все же хлебом закусывать… И сольцы бы не помешало… Что хлеба нет — уж не обессудьте. А вот соль — угощайтесь…

Рать, собравшаяся у котла, одобрительно загалдела. Эк, какой у них атаман: ничего для своих не жалко!

Лишь монах-расстрига будто стал поучать.

— Негоже мясо вкушать в пост. Паче, ежели это мясцо — человечье!

Ему дали добавки, и он замолчал.

Бессон обвел взглядом свое войско. Чтоб укрыться от его взгляда, Варька чуть не с головой залезла в миску. Немного бульона попало в ее рот. Варево было теплым, чуть сладковатым на вкус, и необычайно вкусным.

Произошло что-то непонятное: горло сжал какой-то спазм, а когда он отпустил, оказалось, что бульон уже внутри.