28 мин, 16 сек 18127
Но как парень ни старался, ответа не находил. Несколько раз порывался он подложить-таки платок, но что-то его останавливало. И, в конце концов, Юра дал себе слово не давать ей подарка, пока не выяснит — зачем. А не расколется дед на следующую годину — ничего, подождёт ещё.
С этими мыслями парень сел в остановившийся автобус, который через минуту, устало хлопнув дверями, повёз его привычным маршрутом.
«Пытать, как в застенках НКВД, я тебя, конечно, не буду, — мысленно говорил он с дедушкой. — Но пока не расскажешь — по-твоему не сделаю».
Неожиданно парень вздрогнул, и его рассеянный взгляд на газету, лежавшую на коленях попутчика, сменился пристальным, внимательным. Сперва он и сам не понял, что его так зацепило. Обычная газета, с фотографиями, с повседневными новостями. Очередное убийство, ставшее в наше время таким привычным. Молодую девушку сегодня утром нашли задушенной у подъезда собственного дома. Убитая оказалась известной активисткой-правозащитницей. Правозащитниками Юра не интересовался, поэтому её фамилия — Сизых — ему ни о чём не говорила. Не говорила ни о чём и фотография жертвы — миловидная незнакомка с прямыми рыжими волосами, с чёлкой. Нет, Юра её никогда не видел. Но что-то в этой фотографии казалось ему до боли знакомым. В следующую минуту он понял — что. Платок, повязанный вокруг шеи.
«Какая же ты сволочь, деда!»
А если платок с трупа, думал Юра, откуда же тогда другие «подарки»? Неужели он всё это время передавал учительнице вещи задушенных? Парень тихо застонал и схватился за голову.
«Ёкарный бабай! Я ж мог её конкретно подставить! Хорошо, у ней сумку тогда стырили!»
Конечно, о том, чтобы отдать ей платок, не могло быть и речи. Закопать его к чёртовой бабушке!
— Ленок, ты меня извини, — голос парня звучал несколько смущённо, — но сегодня не могу — дед приезжает. Двоюродный, — поспешно добавил он, видя, как глаза девушки округлились. Лена-то знала, что родной умер, когда Юра был ещё маленьким.
— Ну, ладушки. Тогда до завтра, Юрик.
— До завтра, Ленок.
Прощальный поцелуй, такой привычно сладкий, и вот уже девушка заходит в подъезд и машет рукой. Юра улыбнулся и помахал ей в ответ. Он бы с большой радостью остался с ней (а что такого — им же всё-таки уже шестнадцать), но сегодня дедушкина година.
Часы на мобильнике показывали без четверти час. Наверное, дед уже пришёл и ждёт его в квартире. Надо быстрее идти домой. Прийти и сказать дедушке, что не намерен больше участвовать во всех этих грязных делах. И пусть он там кричит и ругается сколько влезет — Юра ничего передавать не будет. А в том, что дед закатит скандал, парень был уверен на все сто.
Неожиданно по краснокирпичной стене пробежала чья-то тень. Юра, вздрогнув, обернулся. Скупой свет уличных фонарей выхватил из темноты женскую фигуру, в шляпке, в зелёном пальто, суетливо расхаживающую по двору. Уже по одной одежде можно было узнать, кто это.
— Марья Дмитриевна? — удивился парень, подходя к ней поближе.
— Ой, здравствуй, Юрочка, — ласково проговорила она, увидев его.
— Решили прогуляться?
— Да какая там прогулка? — махнула рукой учительница. — Мурзика ищу. Уже второй день домой не приходит… Мурзик, Мурзик! — позвала она в темноту. — Кис, кис, кис! Мурзик!
Но никто в ответ не мяукнул. Последовала лишь тишина, показавшаяся зловещей, мёртвой. Вдобавок подул холодный ветер.
Но вдруг чьи-то стремительные шаги застучали, словно ходики, отсчитывающие минуты жизни. Шаги быстро приближались, и вот из-за угла показалась призрачная фигура…
— Деда… — начал было Юра, но тот не дал ему договорить.
— Предатель! Враг народа!
— Деда…
— Контрреволюционерка чёртова!
С этими словами, которые, как Юра, наконец, понял, предназначались не ему, дед с искажённым от ярости лицом набросился на Марью Дмитриевну.
— Убью, сука! — орал он благим матом, сжимая морщинистую шею старушки.
Последнее, что Юра помнил, это как он пытался оторвать руки деда от несчастной жертвы, как словами убеждал его остановиться, и как дед отшвырнул его с такой яростью, что Юра, не удержавшись, упал на холодный асфальт. А самым последним был сильный удар головой, треск черепа и испуганный голос учительницы: «Юра! Юрочка!».
Темнота постепенно начала рассеиваться. Перед глазами начали стали появляться какие-то пятна, сначала едва различимые, которые через минуту принялись складываться в цельную картину. И вот уже над головой показалось серое затянутое тучами небо. Тучи медленно двигались.
Голоса, поначалу казавшиеся бессвязными звуками, также начали приобретать смысл. Плеск воды внизу, а рядом разговор двух старых людей.
Юра поднялся и огляделся по сторонам. Кругом было какое-то болото. Или озеро. Он же плыл по нему на какой-то каменной плитке.
С этими мыслями парень сел в остановившийся автобус, который через минуту, устало хлопнув дверями, повёз его привычным маршрутом.
«Пытать, как в застенках НКВД, я тебя, конечно, не буду, — мысленно говорил он с дедушкой. — Но пока не расскажешь — по-твоему не сделаю».
Неожиданно парень вздрогнул, и его рассеянный взгляд на газету, лежавшую на коленях попутчика, сменился пристальным, внимательным. Сперва он и сам не понял, что его так зацепило. Обычная газета, с фотографиями, с повседневными новостями. Очередное убийство, ставшее в наше время таким привычным. Молодую девушку сегодня утром нашли задушенной у подъезда собственного дома. Убитая оказалась известной активисткой-правозащитницей. Правозащитниками Юра не интересовался, поэтому её фамилия — Сизых — ему ни о чём не говорила. Не говорила ни о чём и фотография жертвы — миловидная незнакомка с прямыми рыжими волосами, с чёлкой. Нет, Юра её никогда не видел. Но что-то в этой фотографии казалось ему до боли знакомым. В следующую минуту он понял — что. Платок, повязанный вокруг шеи.
«Какая же ты сволочь, деда!»
А если платок с трупа, думал Юра, откуда же тогда другие «подарки»? Неужели он всё это время передавал учительнице вещи задушенных? Парень тихо застонал и схватился за голову.
«Ёкарный бабай! Я ж мог её конкретно подставить! Хорошо, у ней сумку тогда стырили!»
Конечно, о том, чтобы отдать ей платок, не могло быть и речи. Закопать его к чёртовой бабушке!
— Ленок, ты меня извини, — голос парня звучал несколько смущённо, — но сегодня не могу — дед приезжает. Двоюродный, — поспешно добавил он, видя, как глаза девушки округлились. Лена-то знала, что родной умер, когда Юра был ещё маленьким.
— Ну, ладушки. Тогда до завтра, Юрик.
— До завтра, Ленок.
Прощальный поцелуй, такой привычно сладкий, и вот уже девушка заходит в подъезд и машет рукой. Юра улыбнулся и помахал ей в ответ. Он бы с большой радостью остался с ней (а что такого — им же всё-таки уже шестнадцать), но сегодня дедушкина година.
Часы на мобильнике показывали без четверти час. Наверное, дед уже пришёл и ждёт его в квартире. Надо быстрее идти домой. Прийти и сказать дедушке, что не намерен больше участвовать во всех этих грязных делах. И пусть он там кричит и ругается сколько влезет — Юра ничего передавать не будет. А в том, что дед закатит скандал, парень был уверен на все сто.
Неожиданно по краснокирпичной стене пробежала чья-то тень. Юра, вздрогнув, обернулся. Скупой свет уличных фонарей выхватил из темноты женскую фигуру, в шляпке, в зелёном пальто, суетливо расхаживающую по двору. Уже по одной одежде можно было узнать, кто это.
— Марья Дмитриевна? — удивился парень, подходя к ней поближе.
— Ой, здравствуй, Юрочка, — ласково проговорила она, увидев его.
— Решили прогуляться?
— Да какая там прогулка? — махнула рукой учительница. — Мурзика ищу. Уже второй день домой не приходит… Мурзик, Мурзик! — позвала она в темноту. — Кис, кис, кис! Мурзик!
Но никто в ответ не мяукнул. Последовала лишь тишина, показавшаяся зловещей, мёртвой. Вдобавок подул холодный ветер.
Но вдруг чьи-то стремительные шаги застучали, словно ходики, отсчитывающие минуты жизни. Шаги быстро приближались, и вот из-за угла показалась призрачная фигура…
— Деда… — начал было Юра, но тот не дал ему договорить.
— Предатель! Враг народа!
— Деда…
— Контрреволюционерка чёртова!
С этими словами, которые, как Юра, наконец, понял, предназначались не ему, дед с искажённым от ярости лицом набросился на Марью Дмитриевну.
— Убью, сука! — орал он благим матом, сжимая морщинистую шею старушки.
Последнее, что Юра помнил, это как он пытался оторвать руки деда от несчастной жертвы, как словами убеждал его остановиться, и как дед отшвырнул его с такой яростью, что Юра, не удержавшись, упал на холодный асфальт. А самым последним был сильный удар головой, треск черепа и испуганный голос учительницы: «Юра! Юрочка!».
Темнота постепенно начала рассеиваться. Перед глазами начали стали появляться какие-то пятна, сначала едва различимые, которые через минуту принялись складываться в цельную картину. И вот уже над головой показалось серое затянутое тучами небо. Тучи медленно двигались.
Голоса, поначалу казавшиеся бессвязными звуками, также начали приобретать смысл. Плеск воды внизу, а рядом разговор двух старых людей.
Юра поднялся и огляделся по сторонам. Кругом было какое-то болото. Или озеро. Он же плыл по нему на какой-то каменной плитке.
Страница
5 из 8
5 из 8