Добавить в моё избранное
29 мин, 8 сек 9261
Город был разрезан на две части, и ни нам, ни войскам императора вместе с горожанами не удавалось выдавить противника. Мы дрались за каждую улицу и каждый дом, но еще больше мы искали что поесть и выпить. По чести сказать, солдат с обеих сторон было так мало, а город так велик, что мы часто не знали, где находимся: еще на нашей территории или уже на вражеской. Но где бы мы ни были, горожане смотрели на нас с ненавистью, и немало наших пропало в этих узких улочках навсегда. Мы старались не восстанавливать против себя жителей захваченных кварталов и за едой, выпивкой и добычей отправлялись в еврейский квартал. Конечно, наши полковники грозили нам всеми карами, но когда уже много лет ты каждый день видишь смерть, порка не очень впечатляет… Забавно, что туда же наведывались и солдаты его католического величества… Там все и произошло. Голем… Вы слышали о големе? — Андреас оглядел слушателей. Все трое покачали головами.
— Чтобы как-то защититься, эти чертовы евреи сделали великана из глины, каким-то образом оживили его и заставили охранять квартал. Почти никто из наших солдат его не видел, только издали или в темноте, а те, кто повстречался с ним, уже ничего не могли рассказать, — я сам видел их раздавленные тела. Этот монстр до смерти сжимал людей в своих объятьях, разбивал головы, растаптывал поверженных. Он появлялся не всегда, даже редко, но в еврейском квартале нам приходилось быть начеку: огромный глиняный истукан мог оказаться где-то рядом. — Майор глубоко вздохнул. — Это произошло в октябре. Я помню, как Прагу заливали дожди. Город был по-прежнему разделен, но к нам подошли очередные подкрепления, и наш отряд отозвали на передышку. Однажды вечером мы решили, что давно не заходили в еврейский квартал. Мы собрались и незаметно вышли из лагеря. Нас было человек десять: я, мой брат Юхан, несколько шведов, немцев, англичан и чех-протестант. Чех хорошо знал город, и мы, не привлекая внимания, пробрались в самый центр Старого города. На окраинах квартала брать было нечего, и наши, и католики вынесли все, что смогли, а вот забраться в самое еврейское сердце мечтали многие. Наступила глубокая ночь. Мы выбрали дом побогаче, подергали ворота — они, конечно, были на засове — и запустили несколько человек через высокую ограду. Эти дураки не держат собак, считают их нечистыми. Что же, они за это поплатились… В общем, мы пробрались внутрь и стали шарить по комнатам. Мы не хотели никого убивать, ведь за такое могли и повесить, а просто решили прихватить что-нибудь ценное, если придется — припугнуть оружием обитателей и дать деру. Кто-то из наших пробрался на кухню за едой, впотьмах опрокинул посуду, и эти чертовы евреи полезли изо всех щелей. Мы затолкали всех, кого смогли, в подвал. Тех, кто пытался закричать, немного поколотили, нескольких самых ловких, кто хотел убежать, у запертых ворот поймали наши товарищи. Часть наших отправилась собирать добычу по комнатам, пара солдат остались у ворот на улицу, а мы с братом сторожили пленников. Юхан стоял сверху, у лестницы, ведущей в подвал. Я был внизу и внимательно смотрел, чтобы никто не вылез в оконца под потолком. В подвале было полно разного товара, но нам все эти ряды бочек, груды колес и столы, заваленные глиняной посудой, были ни к чему: много такого добра не унести, да и стоит оно недорого. Все евреи, мужчины, женщины и дети, жались в дальнем углу. Я сказал им, что нам не нужны их жизни, но они все болтали на своем странном диалекте немецкого. Вдруг один старик, по виду самый важный из них, воздел руки и начал о чем-то петь. Это нервировало меня, но не убивать же человека за песню. А потом… — Давно прошедшие события будто снова проходили перед глазами Андреаса. — Сначала раздался ужасный грохот и хлопнула входная дверь. Потом грохот повторился, уже ближе, грянул выстрел и раздались вопли моих товарищей. А вслед за этим я услышал тяжелые шаги. Это не были шаги человека — люди ходят, бегают, крадутся, и звук человеческих шагов все время разный, но шаги, которые я слышал… Они были размеренные, как тиканье часов, как вода, капающая из дыры в потолке. Не быстрые и не медленные — они были одинаковые. Звук этих шагов то приближался к подвалу, то затихал где-то на верхних этажах. Раз или два шаги останавливались, и в тот же миг раздавались глухие мощные удары или крик. Вопли моих друзей были все громче, и наконец мимо меня, размахивая руками, промчался чех. Как куница, в один прыжок, он взлетел на стол, кулаком выбил окошко под потолком, подтянулся и исчез в темноте. Следом за ним вниз по лестнице затопали остальные. Расшвыривая все на своем пути, все они неслись к окнам. Мой товарищ с мешком за спиной крикнул мне: «Он там, он пришел, спасайся» и помчался прочь. Я обернулся и увидел, что у лестницы, у самого входа в подвал, лежит мой брат. Видно, он споткнулся, когда бежал вниз, и сломал или подвернул ногу. Я бросился к нему и потащил к окнам. Шаги раздавались уже где-то совсем рядом, лестница затрещала, и я понял, что, даже если смогу быстро протолкнуть Юхана в окно, сам выбраться не успею.
— Чтобы как-то защититься, эти чертовы евреи сделали великана из глины, каким-то образом оживили его и заставили охранять квартал. Почти никто из наших солдат его не видел, только издали или в темноте, а те, кто повстречался с ним, уже ничего не могли рассказать, — я сам видел их раздавленные тела. Этот монстр до смерти сжимал людей в своих объятьях, разбивал головы, растаптывал поверженных. Он появлялся не всегда, даже редко, но в еврейском квартале нам приходилось быть начеку: огромный глиняный истукан мог оказаться где-то рядом. — Майор глубоко вздохнул. — Это произошло в октябре. Я помню, как Прагу заливали дожди. Город был по-прежнему разделен, но к нам подошли очередные подкрепления, и наш отряд отозвали на передышку. Однажды вечером мы решили, что давно не заходили в еврейский квартал. Мы собрались и незаметно вышли из лагеря. Нас было человек десять: я, мой брат Юхан, несколько шведов, немцев, англичан и чех-протестант. Чех хорошо знал город, и мы, не привлекая внимания, пробрались в самый центр Старого города. На окраинах квартала брать было нечего, и наши, и католики вынесли все, что смогли, а вот забраться в самое еврейское сердце мечтали многие. Наступила глубокая ночь. Мы выбрали дом побогаче, подергали ворота — они, конечно, были на засове — и запустили несколько человек через высокую ограду. Эти дураки не держат собак, считают их нечистыми. Что же, они за это поплатились… В общем, мы пробрались внутрь и стали шарить по комнатам. Мы не хотели никого убивать, ведь за такое могли и повесить, а просто решили прихватить что-нибудь ценное, если придется — припугнуть оружием обитателей и дать деру. Кто-то из наших пробрался на кухню за едой, впотьмах опрокинул посуду, и эти чертовы евреи полезли изо всех щелей. Мы затолкали всех, кого смогли, в подвал. Тех, кто пытался закричать, немного поколотили, нескольких самых ловких, кто хотел убежать, у запертых ворот поймали наши товарищи. Часть наших отправилась собирать добычу по комнатам, пара солдат остались у ворот на улицу, а мы с братом сторожили пленников. Юхан стоял сверху, у лестницы, ведущей в подвал. Я был внизу и внимательно смотрел, чтобы никто не вылез в оконца под потолком. В подвале было полно разного товара, но нам все эти ряды бочек, груды колес и столы, заваленные глиняной посудой, были ни к чему: много такого добра не унести, да и стоит оно недорого. Все евреи, мужчины, женщины и дети, жались в дальнем углу. Я сказал им, что нам не нужны их жизни, но они все болтали на своем странном диалекте немецкого. Вдруг один старик, по виду самый важный из них, воздел руки и начал о чем-то петь. Это нервировало меня, но не убивать же человека за песню. А потом… — Давно прошедшие события будто снова проходили перед глазами Андреаса. — Сначала раздался ужасный грохот и хлопнула входная дверь. Потом грохот повторился, уже ближе, грянул выстрел и раздались вопли моих товарищей. А вслед за этим я услышал тяжелые шаги. Это не были шаги человека — люди ходят, бегают, крадутся, и звук человеческих шагов все время разный, но шаги, которые я слышал… Они были размеренные, как тиканье часов, как вода, капающая из дыры в потолке. Не быстрые и не медленные — они были одинаковые. Звук этих шагов то приближался к подвалу, то затихал где-то на верхних этажах. Раз или два шаги останавливались, и в тот же миг раздавались глухие мощные удары или крик. Вопли моих друзей были все громче, и наконец мимо меня, размахивая руками, промчался чех. Как куница, в один прыжок, он взлетел на стол, кулаком выбил окошко под потолком, подтянулся и исчез в темноте. Следом за ним вниз по лестнице затопали остальные. Расшвыривая все на своем пути, все они неслись к окнам. Мой товарищ с мешком за спиной крикнул мне: «Он там, он пришел, спасайся» и помчался прочь. Я обернулся и увидел, что у лестницы, у самого входа в подвал, лежит мой брат. Видно, он споткнулся, когда бежал вниз, и сломал или подвернул ногу. Я бросился к нему и потащил к окнам. Шаги раздавались уже где-то совсем рядом, лестница затрещала, и я понял, что, даже если смогу быстро протолкнуть Юхана в окно, сам выбраться не успею.
Страница
6 из 8
6 из 8
