Полтергейст

Здесь жили небогато: Нинка с соседями даже не смогли отгородить свою половину лестничной площадки общей железной дверью.

Я нажал звонок. Мои черти шустро выскочили из карманов и приняли свои прежние размеры. Оба стали топтаться за моей спиной, при этом их копытца выбивали нечто вроде барабанной дроби.

За дверью послышалось шарканье ног. Я цыкнул на чертей. Меня долго рассматривали в глазок, затем спросили тяжелым голосом.

— Валера?

— Нет, — бодро ответил я.

— Гоша?

— Не угадали!

Тишина. За дверью долго и тяжело думали.

— Хто, тогда?

Видно дама была изрядно навеселе. Я тоже не был полностью трезвым и решил ответить оригинально:

— Я!

— Самогону пока нету, — относительно ласково ответила мне собеседница, — приходи завтра утром, но теперь бутылка будет стоить на десятку дороже. Иф-ф-ляция, так-то!

— Это она о чем? — тихо спросил я чертей.

— Тетка, видимо, продает местным алкоголикам дешевое пойло, — пояснил мне на ухо Девятый.

— Ага. Наверное, втюхивает им «паленую» спиртягу, выдавая за чистый самогон, — шепот Восьмого срывался на визг, — бутлегерша, хренова!

— Ты еще там? — донеслось из-за двери.

— Откройте, пожалуйста, — попросил я простодушно.

— Иди отсюдова, — сурово приказали мне, — и до завтра не появляйся!

— Что делать? — спросил я чертей.

Мне очень не хотелось возвращаться домой без результата.

— Соври ей, — пискнул Восьмой.

— Ломай дверь, — прорычал Девятый.

Эх, была, не была!

— Я слесарь из ЖЭКа…

— А я никого не вызывала, — голос тетки стал подозрительным.

— … по поводу смены труб и сантехники.

— У меня нет на это денег, — последовал злобный ответ.

— Унитазы мы меняем бесплатно, — не унимался я, — на финские.

— А моя жопа к старому толчку привыкла!

Дама-то оказалось великосветской!

— Откройте, мне нужно с вами поговорить, — взмолился я.

— Вали отсюда, алкаш, — моя собеседница явно рассвирепела, — а то больше не продам тебе бухла.

Меня приняли за банального алкоголика: этого моя чуткая натура не могла снести.

— Ах, так! — я тоже не железный, — Сейчас помочусь тебе на дверь. Будешь знать!

— У-у, ка-а-зел!

Лязгнул замок и дверь распахнулась. Передо мной предстала хозяйка квартиры. Она была женщиной героических пропорций. Такие, не только в горящую избу войдут, но и коня на скаку остановят: кулаком! Барышня была среднего возраста, широкого размера и пьющего вида.

— Нина?

— Нюра, — собеседница опешила и опустила занесенные кулаки.

— Она! Она! — заверещали черти в один голос, — Это точно она!

— Я знаю, что ты убила Агрипину Злыгостеву! — мой голос должен был звучать твердо.

Лицо Нюры побагровело.

— Ты, что совсем ополоумел?! — заорала она, брызгая слюной.

От такого натиска я невольно съежился. Нюра замахнулась на меня своими ручищами. Она, наверняка, привыкла использовать огромные кулаки в спорах. Весомый аргумент. Было ясно, что эта особа намерена отнестись ко мне по-хамски, но быть битым — никак не входило в мои планы. Пришлось действовать импульсивно, пускай и жестко.

Я резко стукнул Нюру куда-то в область печени. Дама издала булькающий звук и, согнувшись пополам, осела на пол.

Войдя в прихожую, я закрыл дверь и огляделся. Квартира, одновременно, представляла собой примитивную химическую лабораторию и ферму по разведению тараканов. Мебель, как факт, была явно не в чести у хозяев. В единственной комнате имелась засаленная тахта без ножек, телевизор с разбитым экраном, из которого торчал пульт, покосившийся стол и старинный обитый железом сундук. С пожелтевшего плаката на стене ослепительно улыбался Митхун Чакраборти. О-о, да здесь обитают последние ценители индийского кино! Вдоль стены стояли пластиковые канистры с какой-то розовой жидкостью и пара ящиков с пустыми стеклянными бутылками. Остро пахло химикатами.

— Она ту дрянь из канистр «Белизной» разводит, — шептал мне Восьмой справа.

— Зачем?

— Чтобы в результате химической реакции розовая жидкость стала прозрачной.

— Алхимик, мля! — сплюнул я в-сердцах.

— Варить такими масштабами настоящий самогон — дело убыточное, — щебетал Восьмой, — вот она и навострилась эту отраву алкашам втюхивать!

— Травит пролетариев. Дешево и сердито! — авторитетно заявил Девятый слева.

На кухне картина была несколько более оптимистичной. Здесь имелись: шкаф для посуды, стол, две табуретки и, о чудо, новый двухкамерный немецкий холодильник! Видимо дела у Нюры не были так уж безнадежны. На подоконнике стоял кассетный магнитофон: из динамиков бодро доносился голос Верки Сердючки.