Ужас дома Бизо

В полчаса городок погрузился в кладбищенское уныние. Больше всех был потрясен, разумеется, владелец дома смерти, проблеявший, что завтра навсегда уберется отсюда. Следователь произвел на меня впечатление «валенка». Одна из причин, отчего я не поделился с ним своими впечатлениями и догадками. Впрочем, не то. Я просто горел жаждой лично раскрыть тайну и покарать убийцу. В ожидании предстоящей ночи в доме призраков, я бродил по грязным аллеям, анализируя все, что знал о доме… Взять хотя бы такую закономерность: зверская участь ждала кого угодно, стойко обходя хозяина. Вопрос: в чем тут дело? Либо он связан с нечистой силой, либо и есть зловещий душитель. Но все это перечеркивает резонная «контра»: погубитель обладал сверхчеловеческой силой и действовал именно той рукой, которой не хватало Бизо. Да и сам горбун хоть жилист, но не Поддубный.

Покуда он улаживал дела в префектуре, я решил проникнуть в мир его богатств. Через окно. Внимательный осмотр интерьера усилил кое-какие из подозрений. Картина прояснилась. Некоторую зыбь вносили два чисто мистических элемента. Во первых, наличие… привидения, логически просто не опровергаемого. Вдобавок довлели магические наваждения сна. К канве злодеяний непременно приплеталась личность портье. Но какова форма и цель его соучастия? Может быть, «добрый» метрдотель завлекал приезжих в иезуитски разрекламированный дом, а после — на пару с Бизо расправлялся с несчастными? Да во имя чего?

На пороге разгадки проклятия дома я составил план, ради которого запасся острым клинком из коллекции хозяина. Бизо задерживался, я даже тревожился, как бы, почуяв жареное, он не дал деру? Нет — вот же он, на пороге. Ретировавшись через окно, я обогнул коттедж, выждал минут пять и постучал…

Его глаза бегали. Я бездарно имитировал милосердие:

— Право, сударь, все это горько и ужасно.

И здесь его глаза вспыхнули-потемнели, ноздри раздулись, култышка спружинила к моему носу. С губ, вместе с гейзером слюнных дробинок, сорвалось гневно:

— Чтоб те провалиться, мразь! Это все ты!

Я не остался в долгу:

— И ты, подонок, еще смеешь вякать? Ведь все трупы на тебе. Я же знаю: по ночам… — припоздалое благоразумие умерило ярость обличений.

Лик Бизо стал известковым, зенки сузились. При виде столь порочной образины я уже не сомневался: такое исчадие способно на все. Пятясь и что-то глухо бормоча, он тылом восходил по лестнице. Деланно насвистывая бравур, я отправился к себе. Финальный «фьюить» совпал с приветственным раскатом вечернего грома. Вся отвага забилась в… кишки.

К ночи я готовился аккуратно — методично вешал одежду, механически расправлял складочки и «стрелки». Настежь распахнув окно, приотворил наружнюю дверь. И все равно понимал: мелочной скрупулезностью автомата ты просто оттягиваешь момент погружения в постель. Но вот и остуда от жесткой лежанки. Грудь обнажена, в левой руке — пистолет, правая, прячась под одеялом, сжимает кожисто шершавую рукоять кинжала.

… В два часа родились знакомые звуки. Но более уверенные, явственные, грозные. Некто брел по коридору прямиком ко мне. Я ждал, до рези вперясь в дверь. Воля смотана в рулетку. Шаги были тихие. Но каждый отгромыхивал в моих ушах колоколами. На пороге оборвалось. Напряжение достигло предела. Влага холодным желе вязла в глазах. Ожидание оборачивалось истязанием. Руки-ноги заломило. То там, то тут несносно зудели нервические узелки. Но я не смел почесаться. Надвигалось сумасшествие.

… Слабый тычок, и дверь распахнулась. Мигая от слез, я уставился в проем. Пробыв без движения минуту или вечность, ОНО заколыхалось. Нефтяно-мглистое, бестелесное, дымясь, тронулось. Оно уже покрыло узь закутка между обеими спальнями. Я ждал. Заслоняя все, масса начала пригибаться, медленно склоняясь над моей головой. К взмокшей груди прилип пистолет. Игрушка! И…

Кровь стала ртутью — из незнамых глубин черной зяби вылезла… черная железная растопыренная пятерня из пупырчато-рубчатых пальцев. С миг повисев над кроватью, она устремилась к моему горлу, чтоб сомкнуться.

С воплем ужаса и торжества я выбросил из-под покрывала правую руку, рубя клинком сажевую конечность выше запястья. Тишина преставилась лязгом. Падая на пол, отсеченная пятерня сжалась. Я взметнул руку с пистолетом. Черная пелена в изголовье зателепалась и как-то суетливо подалась назад. Помнилось даже, что она совершила поворот по оси.

Но пуще всего меня ошеломил мерный топот земных подошв. Вот это уж никак не вписывалось в… А, собственно, во что? Если бы в мистику? А то ведь просто жалкий спектакль!

Я рванулся вдогонку. Дьявол, пятка оскользнулась на чем-то твердом и ледяном. Я рухнул, припечатав висок к углу кровати. После минутного помутнения нащупал предмет и с отвращением разглядел отрубленную железную ладонь, то есть кулак — страшный и заскорузлый. При чирке зажигалки выяснилось: это полая стальная перчатка.