Ужас дома Бизо

В варварском кураже несусь по коридору. В самом его конце — давно примеченные рыцарские доспехи. Пора раскрыть карты: до той минуты я полагал, что неуловимый злодей с ведома хозяина облачается в латы и творит свой жуткий ритуал. Да чего там, был почти убежден, что это делает «душка» портье. Сейчас версия разлоскутилась: доспехи нетронуты, если не считать правую перчатку. Мысль работала на бегу: а что, если убийца не всегда пользовался латами? Обрывки кожаных шнурков на перчатке подсказывали, что орудие достаточно привязать к руке. А дальше срабатывал бесовский механизм — взведенная перчатка при прикосновении сжималась и… Ну конечно, зачем привязывать перчатку к руке? Довольно и культи! При желании любой однорукий инвалид в силах расплющить самую могучую шею.

Все прояснилось. Итак, вплоть до минувшей ночи душегуб действовал по четко отработанной схеме — облачался в доспехи и с расчетливой неспешностью шел на кровавую жатву. Нынче же он так торопился прикончить меня, что похерил весь ритуал гениальной имитации. А, может быть, уверовал в шокирующую силу своего фантастического облачения… Но факт нападения очевиден. Неочевидно другое — откуда бралась эта черная рыхлость?

Нога утопла в мягком. Нагнувшись, осветил скомканный балахон, черный как небо ада. С десятками вшитых пружинок, придававших ту самую инфернальную колыхучесть. Вот и последний штрих. Осталось взять изверга за… глотку. Вот только здесь ли он?

Ошпаренный, я выбрался к лестнице. Сверху ударил слепящий электрический всполох. Рука с оружием инстинктивно прикрыла глаза. Когда я ее отнял, Бизо вис надо мной в пяти ступенях — левая рука отягощена саквояжем. Облик просто неописуем: налитые кровью глаза, криво лыбящиеся черные губы, неестественно румяные щеки, рогатая редь всклокоченной челки.

— Назад, Бизо! Умей проигрывать.

Мерзавец от светской беседы уклонился.

— А, ты тут! Я удушу тебя и левой. — Изрыгнул он, обрушивая на меня саквояж.

Покуда я пахал задницей пол, Бизо в рысьем прыжке поддел меня костлявой культей и оседлал. У этой борьбы ставка — смерть. Свирепо рыча, сутулый монстр впился зубами в мое плечо. Изнемогая в мощных тисках, я давил рукоятью браунинга в его позвоночник, попутно пробуя повернуть дуло так, чтобы выстрелом не попортить себя. Раскусив этот замысел, он шарахнул меня о пол затылком. Пистолет отлетел. В голове помутилось. Скорей бы все кончилось. На стороне «квазимодо» — сила и ужасный взгляд, парализующий волю. Исход казался предрешенным. Выручил случай. Взгляд Бизо вдруг споткнулся о перчатку. Забывшись, он ослабил хватку и потянулся за ней. С этой секунды наши действия напоминали асимметричный синхрон. Изловчась, я веретеном выкатился из «железного капкана». Он — к перчатке, я — к браунингу. Опомнившись, он прянул следом, но был встречен ударом ноги. Упав около перчатки и вожделенно трясясь, он накрыл ее руками. Выпрямились одновременно, каждый вооруженный по-своему. Под моим прицелом он вдруг скорчился, тяжело осел и, свиняче пыхтя, вытянул руки по швам. Это подлило в меня храбрости.

— Послушай, Бизо, сдается мне, нет у тебя желания отчитываться перед судом. — Издевкой я тщетно «пугал» свое малодушие. Но оно не пугалось.

— Так убей меня. Да-да, убей. — внешне невыразительно, но с подспудной силой произнес душегуб.

— Можно, конечно. Да не тот вариант. Я не судья и не палач. А вот ты фигура конченная. Просвети меня напоследок, кто ты? За все так сказать труды. Или не заслужил? — нахальством я продолжал подгибать патологический ужас перед этим… точно Нечеловеком. Бизо излучал повергающие в уныние испарения, и тут основное — устоять перед гипнозом его фароподобных глаз.

— Что это даст мне? — скривился он.

— Не знаю. Говорят, признание снимает тяжесть с души. — Всегда ль вот и есть ли, вообще, эта штука в данном феномене, я сильно сомневался. — Ты же годами таскал внутри себя такой груз. А больше… я и не знаю, что обещать тебе.

— Ты идиот, — он сплюнул. — Впрочем, наверное, в этой жизни только идиоты и правы. И мне, действительно, не осталось ничего другого. Просветить что ль? — он вскочил — я отпрыгнул — и смягчился. — Не порть штанишки. Не трону. Слушай. Да вот еще что… ты мне гарантируешь одну вещь. Нет, не жизнь. Я не мелкий утопист из ночного горшка. Надеюсь, ты сам поймешь, о чем я… Так вот, внимай! — он трепыхнулся всем телом, а я содрогнулся внутри. — Слушай же историю жизни сволочного и гадкого кровопийцы Пьера Анри Огюстена де Бизо. — Его возбуждение разом схлынуло.

— Итого, родился ваш покорный слуга в семье именитого туреньского дворянина. Его супруга — моя матушка — была женщиной душевной, но больной. Душевно. Сперва у нее было вяло текущее помешательство. Это открылось не сразу, а после череды лет замужества. Во всяком случае, как только она произвела на свет первенца — это был я — дитя тут же отдали на попечение кормилице.