Что-то случилось

Его большие очки запрыгали в такт пружинистым движениям. «Что-то случилось… этой весной, что-то случилось с ней и со мной»… — затянул он вибрирующим фальцетом, и в ту же секунду, едва закончив фразу, зарычал густым хриплым басом. — Открывай по-хорошему!

— Уходи, — не выдержав крикнула Ника. — Я сейчас полицию вызову.

— Какая смешная девочка, — голос вновь стал детским и издевательским. — Я невероятно напуган. Ты могла бы ещё пригрозить мне папой. Но он как назло сейчас пьёт мохито со льдом, хватает твою маму за коленки и обещает ей романтический тур по Италии. Они о тебе даже не помнят. Впрочем, ты ведь и сама знаешь, что не нужна им, правда? Согласен — это чертовски несправедливо. Ты же хорошая девочка, спокойная, ответственная, уроки не прогуливаешь и умеешь готовить суп. А они… Они ничего этого не видят. Отдай мне письмо и тогда всё может быть будет как раньше.

Ника отпрянула от двери, побежала в гостиную и схватила мобильный телефон, но как назло связь на нем оказалась недоступной. У них в квартире иногда такое бывало, и папа грешил на операторов. Тогда она взяла городской телефон, попыталась набрать мамин номер, который помнила наизусть, но кнопки на телефоне почему-то не слушались. Точно так, как это бывает во сне. Нажимаешь, нажимаешь, а ничего не происходит. И тут Ника испугалась по-настоящему, до холодной дрожи, до ломоты в суставах, до острых покалываний внизу живота.

Она беспомощно застыла в прихожей, смотрела на входную дверь и не могла двинуться с места. И сколько она так стояла — неизвестно, потому что больше ничего не произошло. За дверью было совсем тихо: никто не ломился и не звонил. Будто фантазия в очередной раз сыграла с ней злую шутку.

Наконец, девочка осторожно, на цыпочках, приблизилась к двери и заглянула в глазок. Он по-прежнему был там. Стоял с опущенной головой, а когда поднял лицо, то очков на нем уже не было. В следующий момент Ника увидела его белые безумные глаза — огромные выпученные белки, занимающие всю глазницу, совершенно пустые и одновременно переполненные до краев. Тогда внутри неё что-то надломилось и растеклось податливой массой, клейкой и тягучей, как сырое яйцо.

— Открывай, — приказал он.

И девочка послушно отперла засов.

Он вошел, а вместе с ним в квартиру проникло нечто мрачное и древнее. Что-то, что у каждого обычно упрятано надежно и глубоко, где-то в самых тёмных закоулках души, что-то нестерпимо порочное, только намного больше, злее и непостижимее.

— Тебе не нужно было брать это письмо, — повторил он мальчишеским голосом, стоя прямо перед Никой. А потом протянул маленькую сморщенную руку с длинными ухоженными ногтями и сорвал с её домашней клетчатой рубашки пуговицу. Покрутил в пальцах и сунул в нагрудный карман пиджака. Теперь его сложно было принять за ребенка. От него несло сырой печенкой и табаком.

Сделав шаг назад, он повернулся к ней спиной, надел очки и принюхался. Ника не могла видеть его лица, но знала точно, что он яростно водит носом из стороны в сторону. Затем, беззаботно покачивая чёрным портфелем в левой руке, медленно двинулся в её комнату.

— Письма из ниоткуда, никому и ни от кого, — он взял со стола жёлтый листок.

— Что случилось с этим мальчиком — Коленькой? — спросила безвольная Ника.

— Что-то случилось…, — прошептал он в ответ почти ей на ухо и тут же громко, визгливо и неестественно расхохотался. — Если дети не нужны своим родителям, то они всегда нужны мне.

— Какие же они дети? — едва различимо пробормотала девочка.

Он наклонил голову на бок, как это делают внимательные собаки, и Ника заметила, что шея его неестественно выгнулась, точно голова в любой момент могла сама собой свалиться на пол. Омерзительное, но завораживающее зрелище.

— Твоё отражение в зеркале. Разве — это ты? Или быть может, полагаешь, что я это я?

Гость больше не смотрел на неё белыми глазами, но чернильный мрак уже коснулся Никиного сердца. Отчего-то ей стало всё равно, что он сейчас сделает с ней. Это могло быть что угодно, жестокое и выходящее за рамки человеческого воображения. Неведомое чувство стучалось в её сердце, закипало в крови, застревало колким криком в горле. Она молча стояла в кругу влекущего темного ореола и почти любила это отвратительное создание. Он монотонно шелестел бумажкой и кривил тонкие, намазанные блеском губы, а она думала, что недостаточно хороша для его ответа.

-.Всего лишь сгусток эмоций и бесцельного времени. Напрасное детство — обуза и печаль. Нет, всё-таки удачно я к тебе зашёл.

— Напрасное детство? — Ника чувствовала, что не должна спрашивать, но остановиться не могла.

— Какая смышлёная и аппетитная девочка. Но скучная, — он медленно облизал губы, будто пытаясь избавиться от чего-то сладкого. — Никаких фантазий и потаенных желаний. Никаких зачатков беспутства, психических дефектов или моральных изъянов.