Слепой

Кирилл Александрович все-таки поймал ее руку.

Не сердись, ведь я люблю тебя, — шептал он, словно у него не было сил говорить. — Я доверяю тебе. Из моих глаз ушла душа под именем зрение. Но осталось ты, ты мои глаза, ты душа моего зрения и сердца, и души. Я всегда буду доверять тебе.

Люда опять выхватила руку и начала отдаляться от него. Он это чувствовал.

Куда же ты?

Мыть посуду, — сварливо сказала она. — За меня этого никто не сделает.

Звук заструившейся воды оглушил кухню. По кухне летал запах гари, но к нему присоединился, еле уловимы запах моющего средства для посуды.

Почему никто? Я бы мог помыть посуду, — с уверенностью сказал Кирилл Александрович.

Ты слепой! — ярилась она. — Ты калека, как ты не можешь этого понять.

Что за тон, Люда? Я слышу ненависть и уже не в первый раз?

Да, потому что ты меня уже достал. Все говоришь: давай помогу, давай помогу. Ты мог помогать, когда у тебя были глаза. Сейчас у тебя, их нет, и ты ничего не сможешь сделать, как следует. Ты побьешь всю посуду. Вот, будет итог твоей работы!

Кирилл Александрович спокойный, флегматичный человек, просто взбеленился от этих слов.

Попридержи язык! Что ты заладила о моем недуге! Тебе нравиться причинять мне боль! — Он встал со стула. И заорал в свою темную пустоту. — Я не калека, поняла? Ты еще живешь пока на мои деньги.

Ха, твои. Да, если бы не сын. Ты давно потерял все свои деньги. Слепого облапошить ничего не стоит.

Она толкнула его, и он обратно уселся на стул.

Вот, видишь, ты еле стоишь на ногах. Что с тебя взять? — насмешливо сказала она. — Наконец пойми ты не тот предприимчивый бизнесмен, каким был раньше. Ты просто калека. Не спорю, это жестоко, но это правда. И если бы я тебя не любила, я бы давно ушла к другому.

Всего месяц прошел. Наверное, все у тебя впереди, — злобно сказал Кирилл Александрович.

Встал со стула и направился к креслу, которое находилось в гостиной. На улице стемнело, но это не мешало ему двигаться по квартире, так как он слепой.

Я не калека! — закричал он.

Не обманывай себя! — крикнула она в ответ.

«Сука, — подумал Кирилл Александрович. — А еще говорит, что любит меня. Странная любовь».

Вымыв посуду, Люда выключила свет на кухне и пошла в гостиную. Там затаился мрак, ни черта не было видно. Кирилл Александрович после несчастья, никогда больше не прикасался к выключателю.

Люда пошарила по стене. Нашла выключатель. Щелк, щелк. Свет не зажегся. Наверное, лампочка сгорела. Он где-то там. В темноте. Люда самого детства боялась темноты, и хоть во взрослом состояние фобия стала ослабевать, все-таки она имела над ней определенную власть.

Выругавшись про себя, Люда полезла на антресоли. Обычно там хранились лампочки. Достала одну и пошла в темную гостиную.

Кирилл, я иду, — предупредила она. — Сейчас лампочку ввинчу, а то ничего не видно.

Кирилл Александрович не ответил. Он молча сидел в своем родном кресле, не шевелясь, словно ожидая какого-то момента.

Люда вошла в темноту, руки перед собой. Она ничего не видела, и походила сейчас на слепую.

Почему ты мне не отвечаешь, Кирилл? — чуть ли не в панике, завизжала она.

Молчание.

Но скажи хоть слова. Мне так страшно.

Кирилл Александрович слышал все ее движение. И точно знал, где она сейчас находиться. Вот, она почти рядом с ним. Пора! Схватил ее за ногу.

Люда вскрикнула от ужаса.

Кто из нас слепой? Кто из нас инвалид? — со злорадством спрашивал он.

Со всем ополоумел? — гневно говорила она. — У меня чуть инфаркт не произошел.

Кирилл Александрович проигнорировал ее слова, он держал за ногу и глумился над ней. Но рука поползла вверх, он знал, сейчас Люда одета в короткий халат.

Он провел по внутренней части бедра, и она вздрогнула. Тактильные и слуховые ощущения давали ему полную картину, что с ней сейчас происходила. Дыхание участилась, ругань прекратилась, она полностью переключилась на интроспекцию. Ей нравилось это, как она себе держала, не скованная, открытая до еще большего наслаждения. Даже запах изменился, стал приторным, но приятным. В ее ноге он чувствовал, как кровь движется в ее половой орган. Он наливается, и слезиться от умиления в предвосхищения экстаза.

Иди ко мне, — самодовольно сказал он.

И она пошла к нему.

Прошло две недели. Ничего не происходило, все шло своим чередом. Телевизор говорил всякие глупости. Но Кирилл Александрович не слушал, прибывая в полудреме, в полу размышлениях о цели жизни. От этих дум его прервала жена.

Пока, дорогой, я иду на работу, — кокетливо сказала она.

Эти слова, как бритвой, по ушам, потому что он удивился ее радостному, почти счастливому тону.