Кибергиньоль

— Ясно, — кивает он. — Пусть Зубастик с этим разбирается.

Мы проходим стандартную процедуру медосмотра.

Стаскиваем шлемы, расстегиваем жилеты.

Группа яйцеголовых в белых защитных костюмах, попарно осматривает всех членов группы.

Поравнявшись с Орехом, развожу руки, в которых сжимаю шлем и автомат.

«Белый халат» светит мне в зрачки фонариком, залезает в рот стальной лопаткой. Невольно кошусь на Ореха. Его медик ухватил затянутыми в латекс пальцами за подбородок и вертит так и сяк.

У Ореха такое лицо, будто он весь оклад поставил на победу «Красных дьяволов», а их вздули какие-нибудь «Синие колпаки».

Я ухмыляюсь, но яйцеголовый, что осматривает меня, строго приказывает не вертеться.

— Порядок, боец, ты — чистый.

— Ну, спасибо, док, успокоил, — подхожу к дверям вместе с Орехом. — Я уж думал тебя к нам не пустят, избавились от тебя, наконец.

— Не дождетесь, уроды, — говорит Орех. — Ну что, пропустим по бутылочке «миллера»? Перед расправой?

— Хорошая мысль, командир.

Покидаем санитарную зону. Поднимаемся на второй этаж полицейского участка. На ступеньках лестницы нас догоняют Степлер, Крокодил, Билли и остальные.

— Сдал тюрбана спецам, — докладывает Степлер. — Уж они теперь из него вытрясут все.

— А ооновца профукали, — уныло добавляет Билли, брякая снятым шлемом по перилам.

— А то мы без тебя не знаем, — огрызаюсь я. — Ладно. Не знаю как вы, а я бы завалился сейчас на диван и проспал бы весь день.

— Поддерживаю, — Степлер хлопает меня по плечу. — Но перед этим я сожрал бы огромный бургер. Здоровый, как баскетбольный мяч.

— Отказать, — обрывает Орех с иезуитской улыбочкой. — Сначала я вас Зубастику сдам. Не исключаю, что после этого, до бургеров многие из вас, ребята не доживут.

— Иди в задницу, сержант.

Мы заваливаемся в наши апартаменты. Несколько столов, сейфы для оружия, на стенке дипломы в рамочках и карта Бридж-Сити, утыканная цветными кнопками.

Орех забирается в кресло, водружает на стол ноги в высоких ботинках.

Ребята рассаживаются кто где. Я подхожу к окну. Раздвигаю жалюзи.

На улице привычная картина. За шлагбаумом и двумя рядами колючей проволоки — тюрбанский пикет. Мужики в длинных халатах, женщины с закрытыми лицами. Все в темном, все похожи между собой, не отличить. Кричат что-то, размахивают руками.

Чем-то они напоминают мне тех — из Карантина. Невольно передергиваю плечами.

Перед шлагбаумом оцепление. Стоят ребятки в боевой выкладке, с автоматами, на пикет не реагируют, наблюдают только, чтоб никто через желтую линию на асфальте не переступал.

— Чего они там шумят опять? — Степлер вытирает полотенцем мокрую башку, подходит ко мне. — Опять забрали, что ли, кого из ихних?

— Ну, походу, — я машу рукой и иду к столу. — Будут теперь тусоваться там до ночи. Эх, гранатомет бы мне…

— Ага, тебе только дай, — ухмыляется Орех, срывая пальцами колпачок с пивной бутылки. — Ты же у нас гребаный ковбой!

— Не, он у нас гребаный историк, — сообщает Степлер, с интересом глядя в окно. — Верно говорю?

— Верняк, — я падаю в свободное кресло. Подражая Ореху, заваливаю ноги на стол.

Ребята из нашей опер-группы налетают на выставленный Орехом ящик пива. Все взбудоражены утренней вылазкой — морды красные, глаза блестят.

Про историка это верно он меня поддел, думаю я. Два курса не доучился, а то бы сейчас преподавал детишкам в колледже, или, может, в библиотеке сидел бы, рылся бы в каких-нибудь пыльных хартиях. Но это все при условии, что не случился бы долбаный Кризис.

А старушка-История, как мы знаем, не любит сослагательного наклонения.

— Ты сам-то, Степлер, — говорю я, отпив из бутылки. — По своей секретарше не скучаешь?

Все громко ржут.

Это у нас в подразделении уже стандартная шутка. Степлер в полицию пошел после очередного финансового обвала. Работал в какой-то компании, и вроде даже должность у него неплохая была. Попал под сокращение, плюнул на все и с горя двинул к нам, в опер-группу «Ганимед».

— Идите в задницу, — ухмыляется Степлер.

— ВЫ КРЕТИНЫ! — орет Зубастик. — ВЫ ЧТО НАТВОРИЛИ?

Выволочку он устраивает двоим. Ореху — как командиру группы. И мне — понятно за что.

— ТЫ! — он тыкает в меня пальцем. — ТЫ НАЛАЖАЛ ПО-КРУПНОМУ!

Я смотрю на него и думаю, что он похож на коммивояжера. Хоть на нем узкий черный галстук и форменная синяя рубашка, на которую приколоты начищенная бляха и узенькая медальная планка. Все равно, он тянет максимум на коммивояжера.

Все эти его волосики, зализанные один к одному, его разгневанные глазки и лошадиные губы…

Мне хочется просто выйти, хлопнув дверью его кабинета, но вместо этого я стою и смотрю на коллекцию кубков на шкафу.