Кибергиньоль

Раздается отчетливый хруст. У второго в глазах мелькает ужас, но инерция несет его ко мне. Этому второму я впечатываю коленом в пах и добавляю ребром ладони по затылку.

Девица, шлепая ботами на платформе, с визгом улепетывает вдоль по улице.

Один из смельчаков выронил ножик и орет, катаясь по тротуару. Второй тюкнулся носом в асфальт и затих.

Леопардовый делает широкий размах. В рукаве его сверкает лезвие.

Еще один из его приятелей припускает по улице. Совсем еще мальчишка. Может, струхнул. Может, побежал на помощь звать.

Леопардовый получает в челюсть ногой с разворота. Золотые искры вылетают из его рта с веером темно-красных брызг. Он тяжело ухает о бордюр. Ножик бряцает по асфальту.

— Вы, ребята, меня вывели, — говорю я трем охающим и стонущим телам на тротуаре. — В следующий раз голову включайте, когда с представителем закона говорите.

Я снова напяливаю на нос солнечные очки, разворачиваюсь и направляюсь к машине.

С пожарной лестницы одного из домов громко аплодирует засевший там оборванец, заросший грязной бородой и с вместительным бутылем в лапе. Ему, значит, бесплатное шоу.

Мой тюрбанский приятель никуда не делся. Сидит в машине, таращится через стекло. Он, конечно, все видел. Теперь тоже пусть получше думает, прежде чем на меня свою агитацию изливать в старом-добром стиле «натуралов».

Мы слегка отбились от графика, но это ничего. Главное, я нервное напряжение снял. А Зубастик со своими ООНовскими дружками подождет, не рассыплется.

В центре Сити, ясен пень, застряли в пробке. ООНовскую башенку уже видно распрекрасно — рукой подать. Но у меня инструкция. Сидим. Киснем.

Радиостанции покрутил — лажа сплошная. Там теракт, тут слиянье корпораций. Там девчонка по роялю сопли мажет, что ее парень бросил, тут бубнят про немереный рост урожаев благодаря новейшим разработкам «Фарма-Интел».

Скучно.

Даже моего тюрбанского камрада проняло. Решил обет молчания нарушить:

— Нельзя судить что нужно. Жалкий нищий сверх нужного имеет что-нибудь. Когда природу ограничить нужным — мы до скотов спустились бы. Терпение, небо, мне терпение нужно…

— Нормалдык тебя накрыло, — говорю ему я. — Решил хип-хапом пофристайлить или типа того?

— Это Шекспир.

— Я в этих ребятах не особо секу. Небось, из новых?

— Он давно умер.

— Все умрут.

— Чертовски верно, — грустно улыбается тюрбан. — Тут не поспоришь.

— Не бери в голову. Помурыжат тебя по инстанциям месяцок. Посветят в аппаратах всяких. Напишешь с десяточек объясниловок. Да и отпустят на все четыре стороны. Ты же не уголовник какой, не террорист. «Натурал», всего-навсего.

Тут мой тюрбанский приятель принимается хохотать в голос.

— Ты меня, значит, за эко-глобалиста принял? За сторонника Натура-Глобалис?

— А ты не из них чтоль? На мой вкус — так тебе только пары десятков значков не хватает и татушки с пацификом на лбу. Речи толкать ты уж и так научился.

— Хочешь верь, хочешь не верь, — говорит он. — А еще позавчера я работал на правительство. Так же, как и ты.

— Ну прям.

— Работал в ООН-овском исследовательском центре. Занимались Карантином.

— Из умников, стало быть?

— Хороший ты парень. За девушку ту вступился от подонков. Ты нормальный, хороший человек…

— Это ты к чему щаз?

— Посмотри вокруг, — продолжает он, вдруг заводясь с полоборота. — Посмотри, до чего мы докатились. Проводили все эти безответственные эксперименты, травили собственную землю тысячами разных отрав. Все хотели посмотреть — что получится? Сколько еще она выдержит. И что, посмотрели?

Он пялится на меня, будто ждет ответа.

— Ты у меня спрашиваешь? — говорю ему я. — Я-то тут причем, это вы, умники виноваты.

— Конечно, — он обреченно трясет копной черных волос, вцепляется в нее пальцами. — Конечно, мы. А вам просто было все равно. Вы жили себе и жили, и дела вам не было до всяких умников с их экспериментами. Вам плевать было. Вам главное было, чтобы вечером шоу по ТВ без задержек в эфире, чтоб кредиты на счету и чтоб пиво в холодильнике не переводилось, так? Карантины, эпидемии, ядовитые выбросы… Ничего, и с ними сжились. Климат с ног на голову встал, зима с летом местами поменялась. Ничего! Сжились. И даже это… Эти толпы… Толпы этих… Не людей уже, а я не знаю даже, как… Вам даже до этого дела нет! Вам же на все, на все наплевать, кроме вашего тесного уютного мирка, где вечернее шоу и пиво в ладошке. Глянь, как он ему отвесил, га-а-а… Глянь, какие титьки у нее! Гы-ы-ы! Вот и все ваши интересы, все ваши мысли. Проспали все, сволочи. Проспали мир свой.

— Пошел ты, — говорю я. И вдруг такая досада меня берет, что аж дышать сложно. — Пошел ты, Умник, знаешь куда? Ты хочешь мое мнение знать? На меня стрелу перевести?